Август 1991 года — тот случай, когда народ свою роль выполнил до конца

Тридцать лет назад страна проснулась под монотонное чтение распоряжений Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). Запрещались массовые митинги и шествия, приостанавливалась деятельность политических партий и общественных объединений, возвращалась цензура в СМИ. Михаил Горбачев, находившийся на отдыхе в Крыму, был изолирован и объявлен неспособным выполнять обязанности президента СССР по состоянию здоровья. В Москву вошли танки, а на улицы советских городов вышли тысячи людей, решившие противостоять нарождающейся диктатуре. Через три дня путчисты оказались под арестом, а Горбачев вернулся в Москву. КПСС оставалось жить считаные дни, а Советскому Союзу — месяцы…

Российские историки отвечают на главные вопросы, связанные с появлением и крахом ГКЧП: что привело к попытке государственного переворота в СССР? Почему путч провалился? Какую роль эти события сыграли в истории страны и мира?

Александр Шубин, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН:

«Много лет назад я по свежим следам написал статью «Айсберг Андропова», где высказал гипотезу, что какие-то непонятные моменты августа 1991-го можно объяснить так: по разные стороны баррикад оказались люди с одним политическим прошлым. Это представители генерации андроповской номенклатуры, которые хотят перемен, боятся перемен, пытаются делать их осторожно, непоследовательно.

Путч — это история о том, как раскалываются реформаторы под давлением снизу. Все члены ГКЧП — это выдвиженцы Горбачева. Это тоже реформаторы, которые в какой-то момент попытались реформы остановить на том рубеже, который был достигнут.

Что происходило непосредственно перед августом 1991-го? В результате массовых движений (как на территории России, так и в республиках) конструкция Советского Союза серьезно покачнулась. Появился некий компромисс в виде Союзного договора, который сегодня оценивается как совершенно нереалистичный. Мне этот документ по каким-то позициям не нравится, но когда я его перечитываю, то понимаю, что жить в такой стране было бы неплохо.

Советский Союз, сократившись несколько в размерах, сохранился бы как большое пространство с координированной экономикой, внешней политикой. На мой взгляд, это был бы конструктивный результат.

При этом подразумевался серьезный перекрой кадрового состава и полномочий в центральных органах власти. Поэтому проявился и эгоизм бюрократии, и принципиальная позиция членов ГКЧП, которые считали, что слишком большая автономия регионов — это плохо. Они считали, что этот процесс надо остановить, и попытались это сделать.

Но все же 19 августа 1991 года, на мой взгляд, не настолько рубежное событие, чтобы открывать целую эпоху. Рубеж — это распад СССР в декабре 1991 года или начало Перестройки. Процесс глубоких революционных перемен начался с 1988 или 1989 года, с политических реформ, с массовых движений. ГКЧП стал уже ответом на ситуацию некоторой части советской бюрократической машины».

Владимир Рудаков, историк, кандидат наук, главный редактор журнала «Историк»:

«Политика Михаила Горбачева к лету 1991 года зашла в тупик по всем направлениям. Не только в экономике, но и в межнациональных отношениях, в отношениях между республиками. Единственное направление, которое у Горбачева казалось успешным — внешняя политика. Глядя сейчас с высоты прожитых лет, мы понимаем, что здесь все было не так однозначно. Большие вопросы есть по параметрам объединения Германии, например.

С другой стороны, конечно, был заговор людей, которые были выдвинуты самим Горбачевым. Они составляли его ближайшее формальное окружение: вице-президент, премьер-министр, руководители главных спецслужб, министр обороны… Это тоже говорит о крахе политического курса Горбачева. Огромное количество подобных провалов создали контекст выступления «гэкачепистов».

Конечно, советский проект сам по себе переживал не лучшие времена. Выразилось это в том, что ни одна из противоборствующих сторон не предложила своего варианта развития — ни сторонники ГКЧП, ни сторонники Горбачева. Позиции, которые излагал Борис Ельцин, связанные с переходом на рыночную экономику, были альтернативны самому советскому проекту. Тот факт, что советский проект не смог предложить никаких адекватных вариантов своего дальнейшего существования, мне кажется, тоже характерная черта того неспокойного времени.

Москвичи и ленинградцы, вышедшие на улицы своих городов в поддержку российской власти, сыграли важную роль в победе над ГКЧП. Если бы не было большого количества людей вокруг Белого дома, я думаю, «гэкачеписты» решились бы на арест российского руководства во главе с Ельциным. Это бы означало победу ГКЧП в Москве, а победа в столице означала бы, в свою очередь, победу в остальной стране. По крайней мере, в ряде республик СССР. Судя по всему, и российская провинция, и союзные республики занимали выжидательную позицию. Весы замерли в состоянии равновесия. Местная элита ожидала, на какую чашу весов упадет гирька.

В этом смысле, москвичи, которые вышли к Белому дому, сыграли историческую роль. Не больше, не меньше. Это тот случай, когда народные массы свою роль выполнили до конца».

Андрей Зубов, доктор исторических наук:

«Путч — это, безусловно, попытка государственного переворота и изменения курса на 180 градусов. Это было даже слышно по тембру голоса дикторов, которые вели в те дни теле- и радиопрограммы. Он неожиданно стал совершенно советским, левитановским, хотя до этого был современным, свободным.

Я думаю, что первая и главная причина путча — это страх элиты, партаппарата, КГБ потерять власть. Соответственно, и страх платить по векселям за то, что они сделали в предшествующее время.

Вторая причина: страх за потерю империи. Всей империи. Восточная Европа тогда еще ощущалась как своя. Этот аргумент вторичен. Им обосновывали необходимость путча. То, что не произносилось: «мы потеряем наши привилегии и наше положение, а возможно попадем под суд».

Причина, по которой путч провалился — у него не оказалось большого количества сторонников. Не было сторонников у идеи реставрации. Тогда наоборот все жили идеей перспективы. Идеей создания демократического социалистического или рыночно-социалистического общества, похожего на западное. Все хотели той жизни. Все знали, как плохо здесь, но никто не знал, насколько будет труден дальнейший путь.

Путчисты вполне могли пойти на штурм Белого дома, вполне могли решиться на пролитие крови. Они не первые кто ее проливал. Объективно говоря, 19 — 20 августа 1991 года история России могла пойти совсем другим путем, чем тот, которым она пошла. Мог быть мощный большевистский рецидив, который, кстати, трагически сказался бы и на странах «посткоммунистической Европы». Тогда были попытки удержать эти страны в своей орбите, как сейчас Путин пытается удерживать Украину, Белоруссию. Мир был бы другим. Слава Богу, этого не произошло.

Победа ГКЧП не привела бы к гражданской войне. Те конфликты, которые вспыхивали на окраинах империи, были связаны не с отстаиванием старого советского порядка, они были связаны с межнациональными противоречиями. В советское время они были загнаны под ковер и удерживались силой. Сила ослабла — конфликты вспыхнули. Но социальных сил, которые стали бы бороться за восстановление доперестроечного СССР, не было. И поэтому никакой гражданской войны быть не могло».

Петр Годлевский