Почему полиция нас не любит?

Система МВД пережила реформы, реорганизации, оптимизации и даже переименование. Но за прошедшие десятилетия никуда не делись ни «палочная система», ни злоупотребления, ни нехватка кадров в одних сферах и имитация работы в других. Общество в последнее время волнует и частое, практически системное использование правоохранительной системы для давления на оппозиционеров и активистов. А теперь уже простых людей стали «хватать» за картинки с мемами.

Как эти проблемы видятся самим полицейским, корреспондент «Росбалта» спросил майора полиции в отставке, руководителя правозащитного паблика «Омбудсмен полиции» Владимира Воронцова.

— Последствия масштабной реформы полиции, которая была проведена несколько лет назад, оценивают неоднозначно. В частности, многие говорят о серьезной нехватке участковых. Это правда?

— Дефицит участковых действительно есть: на эту работу просто никто не хочет идти. Во-первых, из-за безумной, несоразмерной загруженности, а во-вторых, как следствие — неизбежна постоянная угроза уголовного преследования самого сотрудника за то, что он где-то «не доглядел».

Участковые катастрофически завалены бумажной работой. Плюс на них сваливают множество функций, которые они выполнять не должны. Например, участковых часто ставят в оцепление для охраны общественного порядка, привлекают к конвоированию задержанных и арестованных в суды и следственные изоляторы. Низовым составом затыкают все дыры. И в результате может случиться так, что участковый один рабочий день стоит в оцеплении, на следующий — конвоирует задержанных, а у него за это время проходят сроки исполнения множества материалов. Он физически не успевает исполнять собственные обязанности.

На участкового наваливается вся «бытовуха» — какие-то коммунальные разборки соседей, нарушение тишины, проверки владельцев оружия, распитие пива на детской площадке… А ведь он еще обязан знать, кто проживает в каждой квартире, должен успеть провести обязательный поквартирный обход и со всеми жильцами побеседовать.

При этом с участковых никто не снимал обязанность раскрывать преступления. Эта работа требует много времени и внимания. По официальным данным на ноябрь прошлого года, около трети всех преступлений раскрывают именно участковые.

Из-за такой нагрузки поквартирный обход они зачастую делают формально или просто фальсифицируют, сверяя список жильцов по адресной книге. А по факту какая-то квартира на участке может сдаваться внаем. Если в таком помещении ФСБ или полиция задерживает ячейку «игиловцев» (ИГИЛ — запрещенная в РФ террористическая организация — прим. ред.), или там какой-то числившийся в розыске убийца жил, или жалобы поступали, — на участкового сразу возбуждают уголовное дело о халатности. И человек понимает, что может сесть в тюрьму, хотя делал свою работу настолько добросовестно, насколько физически мог. В результате, естественно, никто не хочет идти в участковые, некомплект в этой службе огромнейший.

— К каким последствиям привело включение наркополиции ФСКН в состав МВД?

— Сами сотрудники ФСКН не очень довольны тем, что они вошли в МВД. Если в ФСКН некомплекта не было, то сейчас в отделах по контролю и обороту наркотиков (ОКОН) МВД нехватка кадров достаточно большая. На борцов с наркоторговлей тоже возложили несвойственные функции — в частности, охрану общественного порядка. Естественно, качество работы снизилось.

— Как сказывается на внутреннем взаимодействии выделение спецназовцев в Росгвардию? Как складываются отношения МВД с новой службой?

— Раньше СОБР и ОМОН входили в состав МВД, и даже тогда было непросто быстро согласовать их участие в том или ином мероприятии. Сейчас, с уходом этих подразделений в Росгвардию, бюрократические проблемы еще больше усилились. Спецназовцы, конечно, оказывают поддержку, но не так оперативно, как следовало бы, и зачастую полиция старается прибегать к силовому участию спецназа «Гром», который входит в наркоконтроль. В Москве есть особое подразделение — 2-й оперативный полк полиции. Оно полностью «заточено» под обеспечение массовых мероприятий — митинги, протесты, футболы, концерты. Там, как только спецназ ушел в Росгвардию, стало создаваться подобие спецназа: маски, бронежилеты — все серьезно и импозантно. Соответственно, для оперативности полицейские привлекают их. Но уровень подготовки там, конечно, ниже, чем у СОБРа и ОМОНа.

— Как влияет на полицейских существование «палочной системы» и «плана» по раскрытию преступлений определенных категорий? Очевидно, что в этом корень многих репутационных проблем правоохранителей, связанных, например, с незаконным преследованием, выбиванием показаний, формальным «набиванием» статистики, провокациями преступлений и т. п.

— На службе полицейским нечасто в профилактических целях рассказывают о реальных случаях привлечения к ответственности за злоупотребления. С созданием группы «Омбудсмен полиции», где публикуются сведения о том, что кого-то задержали за «палочную систему», кого-то — за выбивание показаний, за фальсификацию, правоохранители начинают лучше понимать, что такие действия в конце концов могут обернуться судимостью, и лучше этим не заниматься.

Многие наши подписчики, действующие сотрудники, осуждают злоупотребления и считают эти практики порочными. Но все же правовой нигилизм в органах остается, и зачастую рядовые полицейские и их руководители по-прежнему думают, что ради «галочки», ради статистики так делать не только можно, но даже правильно.

— Полиция все чаще используется не только для поддержания порядка, борьбы с преступностью, но и в политических целях. Как рядовые полицейские относятся к деятельности центров по противодействию экстремизму (ЦПЭ), которые инициируют, например, возбуждение уголовных дел за картинки в Интернете?

— Когда в группе появляются новости о том, что где-то возбуждено уголовное дело за репост или уже вынесен приговор, многие сотрудники правоохранительных органов это осуждают. Тут стоит отметить, что ЦПЭ не уполномочены возбуждать уголовные дела, они лишь проводят первоначальную проверку, сбор материала, а уголовное дело возбуждает Следственный комитет. Но ругают в итоге только Центры «Э», а в адрес СКР такой критики нет. Даже сами сотрудники считают ЦПЭ какой-то «политической полицией» и негативно оценивают их действия в этой сфере.

Я сам в прошлом сотрудник центра по противодействию экстремизму и считаю, что все эти «посадки за картинки» — глупости. ЦПЭ должен заниматься реальным экстремизмом — радикальным национализмом, фашизмом и религиозным экстремизмом, которые служат основой для терроризма. Вот с чем они должны бороться, а не с картиночками в Интернете.

— Кроме полиции, на роль «блюстителей порядка» все чаще претендуют представители «казачества», а также других сомнительных организаций, которые иногда служат для запугивания оппозиции или других неугодных властям граждан. Видят ли полицейские в таких «активистах» своих помощников, или они осознают, что делить с такими лицами полномочия на насилие рискованно?

— Опять же, если судить по комментариям, то очень часто от сотрудников можно услышать такие эпитеты в адрес казаков, как «ряженые», «клоуны». Лично мое отношение к ним не очень позитивное. По сути, это новые дружинники, которые не несут ответственности за превышение полномочий. Официальных полномочий у них в принципе нет. Есть какой-то сыроватый закон «о совместной охране общественного порядка», но когда они нагайками лупят людей, это, конечно, глупость.

При этом мы все видим по публикациям в СМИ, что в казачество вливаются достаточно большие деньги из региональных бюджетов, а кто платит, тот и заказывает музыку.

— МВД — очень информационно закрытое министерство. Полицейские вынуждены жаловаться вам анонимно, потому что в противном случае им грозит увольнение. Видят ли они в этом ущемление своих прав?

— В МВД целые подразделения мониторят группу «Омбудсмен полиции» и мою деятельность. У меня дома в ноябре 2017 года главное управление собственной безопасности МВД проводило обыск. Я уже не был сотрудником, тем не менее по надуманному предлогу возбудили уголовное дело, пришли ко мне, изъяли всю технику. По делу никаких движений нет, но они воспользовались этой ситуацией для того, чтобы получить информацию обо всех сотрудниках, которые предоставляют мне информацию.

Согласно закону «О полиции», МВД открыто для общества, а доверие и поддержка граждан являются основополагающими принципами органов внутренних дел. Но, к сожалению, это только на бумаге, а в реальности закон не выполняется. Я считаю, что общественные советы при МВД в нынешнем виде — это фикция.

Мы, группа «Омбудсмен полиции», ни в коем случае не связываемся с разглашением государственной тайны, мы законопослушные граждане. Но если на «внутренней кухне» происходит какая-то глупость, или идиотизм, или беззаконие — это нужно предавать огласке.

Только действия территориальных руководителей в ответ на сигналы сводятся не к решению проблем, а к затыканию рта тому, кто об этих проблемах говорит. И для этого они используют силы отдела «К», бюро специальных технических мероприятий, подразделения собственной безопасности. По моему мнению, в этом случае они занимаются не тем, чем должны.

— Как в «высших эшелонах» МВД относятся к работе группы «Омбудсмен полиции»? Возможно ли, что начальники МВД поймут (или уже поняли), что им самим было бы полезно знакомиться с альтернативной информацией, которая размещается в группе?

— Крайне негативно относятся. Вроде бы более-менее нейтрален первый заместитель министра [Александр] Горовой. Говорят, он как-то заметил, что в группе «Омбудсмен полиции» публикуется интересная информация и хорошо бы ее изучать. Но в целом, я уверен, они только и ждут, что я где-то ошибусь, и постараются воспользоваться ситуацией, чтобы усложнить мне жизнь. Из-за внимания СМИ откровенно грубо действовать они, я думаю, не станут, но какую-нибудь провокацию инсценировать могут.

Беседовал Дмитрий Ремизов