Яков Миркин. Мы учимся жить, как Иран

У обществ, находящихся под давлением всеобъемлющих санкций, должно быть много общего. Иран так существует десятки лет. Ему то приподнимают железный занавес, то вновь с размаха бросают его вниз.

Что такое «иранская модель»? Нам ведь жить по ней, может быть, десятилетия. Она — вынужденная. Полузакрытая экономика, под тяжелейшими санкциями, с огромной ролью государства и связанных с ним окологосударственных/силовых структур, с большим теневым сектором, серым экспортом/импортом, с высокой ролью среднего и малого бизнеса (кормит население).

Коллективное поведение — в рамках жесткой, насаждаемой сверху идеологии. Больше всего ориентированы на Восток, минимум отношений с Западом (санкции). У государства — крупнейшие объемы участия в собственности, ресурсах, производстве и распределении, финансовом секторе. Государство прямо вмешивается в макроэкономические переменные (цены, курс валюты, процент и т. п.) Экономика пропитана идеологией (религиозный или политический фундаментализм).

Что еще? В Иране — крупнейшие разрывы в технологиях с развитыми странами и Китаем. Его экономика — это попытка автаркии в ключевых системах страны, в т. ч. в финансовом секторе, ИТ, телекоммуникациях. Тем не менее он очень зависит от серого импорта технологий, оборудования, высокотехнологичных товаров и услуг для населения. В экономику встроены монополии, кормления, кумовство («капитализм для своих»). Вокруг страны — развитая сеть посредников (торговых, финансовых) для обхода санкций.

А что в итоге? Высокая нестабильность, инфляция, колебания темпов роста, масса дисбалансов, время от времени — социальные шоки. То резко ввысь, то камнем вниз.

Если присмотреться ближе, Иран не свалился в «плановое хозяйство», остался рыночной экономикой.

В 2012 году Иран был отключен от SWIFT. Со второй половины 2000-х годов Иран отрезан от операций с американскими банками, долларами и международными карточными системами. Карточек Visa и MasterCard в Иране нет. И китайских UnionPay тоже нет — Китай частично следует санкциям, будучи крупнейшим торговым партнером США и ЕС.

В 2006–2012 годах шаг за шагом усиливались запреты на поставки нефти из Ирана, на инвестиции в Иран, на торговлю с ним, на его доступ к западным технологиям. В 2012 году они достигли максимума. С 2015 года санкции начали отменяться, но с 2018-го вновь возобновлены США. С 2012 года заморожены иранские активы, в т. ч. деньги центрального банка Ирана, коммерческих банков, недвижимость. «Взяты в плен» личные активы тех иранцев и компаний, которые находятся под санкциями. Сумма блокированных (не только в США) активов — до $85 млрд, из них доступны не больше $10 млрд (The Wall Street Journal, 2019). Большинство санкций стали международными или экстерриториальными (со стороны США).

Что же происходит, когда страну отрезают от поставок нефти, которыми она живет, от ее собственных и чужих денег (международные финансы), от технологий и закупок нового оборудования? Что, если ее валюта становится неконвертируемой?

Первый ответ — стагнация. В 2020 году ВВП Ирана в сопоставимых ценах был лишь на 4,2% выше уровня 2010-го. ВВП Ирана по паритету покупательной способности за это время упал на 12,7% (МВФ). Иран на 19-м месте в мире по населению, на 23-м — по ВВП по ППС (2020 год).

Что еще случилось? Резко сжались добыча нефти и объемы экспорта. Перед исламской революцией 1978-79 годов в Иране добывалось больше 6 млн баррелей нефти в день, в 2005 году — примерно 4 млн, в 2020 году — около 2 млн, при 2-5-кратных колебаниях физических объемов экспорта нефти в отдельные годы (Управление энергетической информации США).

В 2012–2013 годах (пик санкций) стоимостной объем товарного экспорта из Ирана упал сразу на 30% к 2010 году. В 2014–2017 годах вырос до 120% к 2010-му (санкции частично сняли). И снова стал падать с 2018 года (возврат санкций США) с тем, чтобы дойти в 2020-м до 78% от уровня 2010 го (МВФ).

А что произошло с ценами? Гиперинфляция, почти каждый год — двузначный рост цен, до 40 с лишним процентов в особо щедрые на санкции годы. В 2020 году розничные цены в Иране в 7 раз превышали уровень 2011 года. В 2011 году официальный курс был 11 тысяч иранских риалов за 1 доллар США. В 2021 году — 42,2 тыс. Процентные ставки — всегда двузначные. В 2014 году (расцвет санкций) капитализация рынка акций рухнула примерно в 3 раза. А сегодня вдруг взвилась вверх.

А как чувствуют себя иранцы? За время санкций по индексу человеческого развития (ООН) Иран передвинулся с 98-го места мире в 2005 году на 70-е в 2019-м, находится рядом с Албанией, Кубой и Шри Ланка (Россия — 52-я). Ожидаемая продолжительность жизни поднялась с 72 лет в середине 2000-х до 77+ лет в 2019 году (№ 49 в мире). Россия — на 97 месте (ВОЗ). Динамика населения? Позавидуешь. В 2005 году в Иране жили 69 млн чел., в 2020-м — 84 млн. За 15 лет санкций население выросло на 22%. 84% населения имеют доступ в Интернет (в России — 85%). На 100 человек приходится 152 подписки на мобильную связь (в России — 164). 86% населения — грамотны, у нас — 100% (Всемирный банк).

А что с уровнем жизни? ВВП на душу населения Ирана по паритету покупательной способности в 2005 году — $13,8 тыс., в 2011 году — $17,9 тыс., в 2012 г. упал на 11% (санкции), в 2018 году — $13,7 тыс. (снова санкции), в 2020 году — $13,3 тыс. Он меньше, чем 15 лет тому назад, 123-е место в мире. У России — $28,2 тыс. Иран находится в группе развивающихся стран с доходом чуть выше среднего, его соседи — Парагвай, Шри Ланка (Всемирный банк).

Куда же Иран сбывает свою нефть (ее доля в экспорте больше 60%)? Ответ заранее известен — Китай, торговый партнер № 1 Ирана (25% экспорта и до 10% импорта), № 2 — ОАЭ (14% и 6%), далее — Индия, Турция, Германия. На развитые страны приходится 36% экспорта и лишь 4% импорта (Всемирный банк, WITS, 2018).

Так действуют санкции. Сырье от вас — милости просим, технологии вам — извините, никак. Какой-то доступ к технологиям Иран получает на Востоке, больше всего через Китай. Доля «капитальных товаров» (оборудование и т. п.) в экспорте 1,6%, в импорте — 33% (Всемирный банк).

Вокруг санкций строится масса обходных конструкций. Есть свои внутренние платежные карточки (аналог нашего «Мира») и своя расчетная система. Есть платежная система с ЕС в обход SWIFT (на практике не работает), есть клиринг и расчеты в валютах стран, с которыми торгует Иран. Есть исключения из санкций, признаваемые США. И есть знаменитая «хавала» — нелегальная система расчетов и клиринга на доверии, дающая возможность получать деньги из Ирана за рубежом и направлять деньги в Иран.

Так как же живется под самым полным объемом санкций? Ответ — видно, что можно существовать и отрезанным ломтем, все более–менее сыты. Экономического чуда не предвидится, в финансах — вечные потрясения, мало инвестиций, «развитой страной» не станешь, многолетняя стагнация. Под санкциями страну неизбежно пригоняет к берегу Китая. Она срастается не с развитой Японией, не с «тиграми» — Южной Кореей или Сингапуром. Она «врастает» в развивающиеся экономики Востока. Растет разрыв в технологиях, они приходят «по остатку». С ростом благосостояния населения — дела не очень.

Рано или поздно из зоны высокого давления придется выкарабкиваться, чтобы не стать слабее. Вопрос только в том, как это сделает Иран? И как сделаем мы?

Яков Миркин, экономист