Алексей Макаркин. Все дело в коммунистах

Французские правые не любят США. Итальянские правые, напротив, подчеркивают свои симпатии к США. На первый взгляд, такое разделение кажется странным. Исторически французские правые связаны с Виши (хотя некоторые были и в Сопротивлении — а Марин Ле Пен в ходе ребрендинга своей партии пытается сблизиться с голлизмом), а итальянские — с Муссолини (хотя уже давно подчеркивают свою приверженность демократии). Кажется, и те, и другие имеют основания не любить американцев, высадившихся в Италии в 1943-м, а во Франции — в 1944-м.

Дело в коммунистах. Как во Франции, так и в Италии они играли немалую роль в послевоенные годы. В обеих странах коммунистов удалили из правительств в 1947 году, однако дальнейшие судьбы компартий были разными.

Во Франции компартия осталась ориентированной на СССР, что со временем способствовало падению ее популярности. Но решающий удар по коммунистам нанес де Голль, инициировав в 1958 году переход от пропорциональной к двухтуровой мажоритарной системе. Это сразу же обрушило позиции коммунистов, которые не входили в коалиции — вместо 150 мест в парламенте они получили лишь 10 при 18,9% голосов (позднее сходная ситуация была у Национального фронта Жан-Мари Ле Пена). Это вынудило коммунистов сближаться с социалистами в качестве младших партнеров — их самостоятельный приход к власти был исключен.

В этих условиях Франция могла выбрать курс на самоутверждение без оглядки на США — от приобретения статуса ядерной державы до выхода из военной организации НАТО. А французские правые, при всей неприязни к коммунистам, не делали антикоммунизм своим безусловным приоритетом.

В Италии ситуация была принципиально иной. С одной стороны, некоммунистические партии в Италии изначально были слабее, чем во Франции, в стране не было и своего де Голля как символа некоммунистического Сопротивления. В условиях куда более жестокого, чем во Франции, противостояния между коммунистами и фашистской Республикой Сало, сторонники Муссолини в 1945-м могли рассчитывать на спасение от расстрела, оказавшись в американском плену (как военный министр Республики Сало маршал Грациани, ставший после войны почетным председателем Итальянского социального движения — отдаленного предшественника «Братьев Италии»). Во Франции жутковатого феномена Республики Сало не было.

С другой стороны, в последующие годы компартия была более гибкой — Тольятти как министр юстиции подписал документ о послевоенной амнистии, что вызвало недовольство бывших партизан. Позднее (но еще при Тольятти) она дистанцировалась от СССР и в то же время не вступила с ним в конфликт. У грамшианской по своему духу и еврокоммунистической партии были куда более широкие связи в среде интеллигенции, чем у догматичной французской компартии, опиравшейся только на привычный пролетарский электорат. Пропорциональная избирательная система также способствовала сохранению роли итальянской компартии как одной из ведущих политических сил страны (максимум голосов — 34% — был получен в 1976 году).

Чтобы не допустить коммунистов к власти, в Италии создавались неустойчивые многопартийные коалиции. В этой ситуации союз с США на антикоммунистической основе рассматривался итальянскими правыми как дополнительная гарантия от прихода к власти коммунистов. Эта инерция оказалась столь мощной, что сохранилась до нашего времени, хотя коммунисты уже давно преобразовались в Демократическую партию.

Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co