Алексей Макаркин. Справедливые войны

В Советском Союзе даже в школьных учебниках никогда не писали, что все войны, которые вела Россия, носили оборонительный характер. Был другой подход — все эти войны были справедливыми, потому что:

— на нас напали первыми — то есть имела место оборонительная война (Отечественная война 1812 года, Русско-японская война, все советские войны).
— мы освобождали братьев (русско-турецкие войны XIX века).
— мы возвращали исконные территории (Ливонская и Северная войны).
— и просто потому что в них участвовали «мы» (суворовские чудо-богатыри, действия которых в Италии и Швейцарии выводились за рамки войн против революционной Франции. Кстати, революция в советском учебнике заканчивалась казнью Робеспьера, так что Суворов воевал не против революционных генералов Моро, Макдональда, Массены и Жубера, а против генералов термидорианских).

В отношении действий Красной (Советской) армии, которые при даже очень сильном желании не подпадали под понятие обороны, было три подхода: полное замалчивание (афганский поход Примакова), частичное замалчивание (ФДР Куусинена, особенности присоединения Прибалтики) или аккуратное неофициальное продвижение идеи о справедливости в некоторых случаях превентивных действий (политинформаторы рассказывали, что в Чехословакию уже готовились войти западногерманские войска из Баварии от Штрауса — мы их едва опередили).

Были еще частично замалчиваемые войны Российской империи — в том числе против наших союзников по Варшавскому договору (Польши и Венгрии), колониальная война в Средней Азии и многие аспекты Кавказских войн. Про венгерский поход можно было не говорить, потому что наибольшие свирепости при подавлении революции были все же связаны с деяниями Виндишгреца и Гайнау. Про Польшу (Костюшко и Ярослав Домбровский были безусловными героями для советской историографии) говорить приходилось, но стремясь отделять народ от правителей — что против Польши был не русский народ, а монархия.

Главным же неудобством была Первая мировая война, которую никак нельзя было ни замолчать, ни поместить в число справедливых войн — потому что товарищ Ленин не сказал о ней ни одного хорошего слова, зато плохих — очень много. Поэтому о ней старались писать поменьше. Правда, была возможность сказать хорошее контрабандно, через биографический жанр о будущих красных командирах, к которым относили по формальным признакам даже Брусилова.

Но вся эта сложная конструкция справедливых войн была сложна для массового сознания, стремящегося к простоте. Поэтому на массовом уровне все войны априори считались оборонительными, чему способствовал подход, ведущий свое начало от пропаганды времен Великой Отечественной войны. Там «псы-рыцари», Карл XII и Наполеон признавались прямыми предшественниками Гитлера, стремившимися завоевать Россию и поработить русский народ и терпевшими позорные поражения (что по принципу аналогии прогнозировалось и в отношении Гитлера).

В сознании многих поколений — даже невоевавших и не живших во время войны — именно Великая Отечественная (реально бывшая войной на уничтожение в силу абсолютного зла, которым был нацистский режим) с вероломным нападением и последующей победой стала моделью для восприятия всех других войн, в которых участвовала Россия. Читатели Пикуля узнавали, что Берлин мы, оказывается, брали еще в Семилетнюю войну, победив агрессора Фридриха II (вопрос о том, в отношении кого он был агрессором, являлся второстепенным и малоинтересным). А если русская армия заходила далеко, так это наверное потому, что добивала врага в собственном логове.

В постсоветский период на смену крайне поверхностной и кратковременной перестроечной «покаянной» инерции пришла реабилитация замалчиваемых войн, которые тоже перешли в разряд справедливых (а значит, априори оборонительных — как же иначе). Стало можно без оглядки на соседей прославлять белого генерала Скобелева (причем не только за Болгарию) и князя Паскевича-Варшавского и рассуждать о сорванной в результате преступного заговора победе под руководством главкома Николая II. Обветшавшие советские классовые и союзнические ограничители быстро ушли, уступив место возрожденной имперской традиции, помноженной на укоренившееся представление о справедливых войнах.

Алексей Макаркин, политолог