Михаил Виноградов. По-прежнему хочется верить, что это не всерьез

Было бы очень здорово, если бы действительно оказалось, что Москва хочет мира и европейской безопасности, а все вокруг разжигают и решают свои тактические, политические, бизнесовые задачи. Я совершенно не иронизирую. И долг любого пристрастного и беспристрастного наблюдателя — примеривать среди прочих и этот сценарий тоже. И смотреть, насколько он может быть реалистичным. Хотя бы гипотетически.

Мы привыкли как-то перепроверять. Нас же не раз обманывали. Иногда — заокеанская сторона про оружие массового поражения в Ираке. А иногда проблемы создавались и по эту сторону океана.

Что пока смущает и мешает до конца поверить, что сценарий исключительного миролюбия и евробезопаснолюбия — самый вероятный из возможных.

а) Отсутствие каких-либо действий, хотя бы внешне нацеленных на деэскалацию и снятие с себя нехороших подозрений, которые высказывают не «наши вероятные партнеры» ©. В данном случае неважно, как возникла стартовая эскалация (это вообще никогда не важно) — но, если между людьми или странами искрит, то вне зависимости от того, кто виноват, всегда есть механизмы символических шагов, показывающих намерения сторон. В фильмах таких ходов множество — и в психологических, и в детективных. Но речь идет именно о действиях, а не о словах — в них давно никто не верит и на их правдивости никто давно не настаивает.

б) Самоуничтожение института посредников и медиаторов. Если вбить в «Яндексе» слово «дипломатичный», то сразу вылетает крупным шрифтом: «тактичный, иногда комформистский». Человек обладает качествами дипломата — «лишнего не говорит, много слушает, а из полученной информации делает выводы». Дипломат понимает, что начальники могут поссориться, помириться, передоговориться, утратить интерес, уйти на другую работу или даже объявить войну. Поэтому в прошлой жизни стоило доносить и разъяснять позицию, но не обязательно быть первым учеником и активистом. Сейчас читать это как-то дико, дипломат теперь — это комиссар и одновременно такой тролль. Не стану вдаваться в разговор «а у них Псаки первая начала». Я, честно говоря, никогда не вникал, кто такая Псаки. Надо погуглить, но, кажется, она даже не госсекретарь, а просто какой-то статусный клерк чуть повыше и постатуснее сенатора Пушкова или сферического Затулина в вакууме.

в) Отсутствие в глазах, интонациях и лексике сферических послов в Швеции в вакууме не то чтобы миролюбия, а признаков управления агрессией и элементов человеческости. А также приоритета внутренних интересов собственной страны (которым санкции не соответствует, как бы эта собственная страна ни крепчала) перед карьерными соображениями участия в конкурсе на главного радикала.

г) Отсутствие какого бы то ни было измеряемого повода для всплеска вот этого всего. Не причины (их множество разной степени достоверности), а именно повода. Впрочем, мы об этом уже писали.

д) Отсутствие внятных убедительных и измеряемых целей. На днях слушатель на одном эфире спросил: может, у внешней политики не должно быть публичных целей? Иначе враг узнает. В ответ пришлось нудно и деликатно разъяснять, что засекречивать имеет смысл не цели, а инструменты. А опубличивание целей, наоборот, позволяет мобилизовать сторонников, найти союзников, нейтрализовать колеблющихся. То есть мы можем предположить какое-то количество гипотетических целей — от восстановления СССР до подписания какой-нибудь новой глобальной хельсинкско-ялтинской закорючки, которую одна из сторон сможет интерпретировать как легитимацию Крыма. Или просто сугубо инструментальную цель присутствия в мировой повестке. Но это наши реконструкции, мы можем быть не точны.

А в остальном по-прежнему все довольно нелинейно. Стол все больше, явств на нем все меньше. Но по-прежнему хочется верить, что это не всерьез и просто операция прикрытия чего-нибудь не такого экстремального и традиционно-ценностного. Они же обучены такие операции прикрытия проводить. И раньше им это порой самим нравилось.

Михаил Виноградов, политолог