Алексей Захаров. Использование феминитивов может усилить, а не ослабить существующие гендерные иерархии

Идея форсированного использования феминитивов такая: для того, чтобы добиться гендерного равенства в обществе, необходимо изменить язык, на котором мы говорим. Согласно действующим нормам русского языка, у многих профессий есть только название в мужском роде, причем это в первую очередь касается статусных профессий, традиционно занимаемых мужчинами. А у некоторых менее статусных профессий есть и мужские, и женские формы — уборщица, официантка. Так что в нормах языка закреплена традиционно подчиненная роль женщины. Поэтому предлагается, чтобы у каждой профессии было название в мужском и женском роде. Наряду с редакторами, профессорами и президентами должны быть редакторки, профессорки и президентки. Это должно изменить то, как мы воспринимаем мир, и снизить дискриминацию, которая во многом совершается нами на подсознательном уровне.

Многие воспринимают эту идею в штыки. Одни — в силу политического консерватизма и неприятия «новой этики», частью которой, безусловно, является движение за введение феминитивов. Другие — в силу чисто языкового консерватизма. Новые слова иногда звучат очень неестественно, и непонятно, сможет ли к ним привыкнуть ухо (в русском языке неблагозвучные формы могут не использоваться, например, мы говорим не «побежду», а «одержу победу»). Некоторые видят проблему в неопределенности, которую порождают новые правила — например, что делать, если пол человека неизвестен? Наконец, многим женщинам просто не нравится, когда их называют «доцентками» или «авторками».

Но я вижу еще одну проблему — если новые нормы приживутся, то результат может быть обратным желаемому. Причина в том, что наличие в языке тех или иных форм влияет на то, как человек структурирует и воспринимает окружающий его мир. Об этом говорят научные исследования. В одной известной работе показано, что носители русского языка лучше различают оттенки синего цвета, по сравнению с носителями английского, ведь в русском языке есть отдельное слово («голубой»), обозначающее светло-синий оттенок, а в английском языке такого слова нет. Причем в работе элегантно продемонстрировано, что причина различия именно в языке (а не, например, в каком-то не наблюдаемом нами аспекте культуры). В другой работе (также широко известной) говорится, что носителям языков, в которых нет отдельной формы для будущего времени (или в котором будущее время не так ярко выражено), проще даются сбережения — ведь эти люди менее склонны разделять настоящее и будущее.

Поэтому повсеместное использование феминитивов приведет к тому, что люди станут воспринимать мужчин и женщин как еще более отчетливо разные сущности, чем сейчас. И это может усилить, а не ослабить существующие в обществе гендерные иерархии, если не принимать совсем радикальных (и, без сомнения, могущих вызвать сильное отторжение) мер — например, обязательного использования женского рода, когда речь идет о статусной работе (всегда говорить «начальница», а не «начальник», если пол этого человека неизвестен). Так что если перед вами стоит задача социальной инженерии, то не исключено, что она должна решаться противоположным путем — например, более частому использованию слов общего рода. В частности, по этому пути сейчас идет шведский язык, в котором постепенно входит в обиход личное местоимение hen («оно»), заменяющее слова han и hon («он» и «она»). Хотя я не понимаю, как такое можно реализовать у нас.

Алексей Захаров, социолог