Алексей Рощин. Мохов и цена жизни

По поводу «скопинского маньяка» Мохова уже пятый день бушует дикий хай: люди в соцсетях никак не могут успокоиться и прийти в себя от изумления — мол, как?! Как такое возможно? Как получилось, что маньяк вышел на свободу? Почему его не расстреляли? Не засадили пожизненно? Почему такая «недоработка органов»?!

«Ви́ктор Васи́льевич Мо́хов (род. 22 июня 1950 года, Скопин, Рязанская область, РСФСР) — российский преступник, похитивший в 2000 году двух несовершеннолетних девушек 14 и 17 лет, продержавший и насиловавший их в подвале почти 4 года».

То есть да, без сомнений — упырь он первостатейный, преступлений тут — целый букет, все тяжелые, сочувствия ни в коей мере не заслуживает. Однако все возмущенные комментаторы никак не могут взять в толк одно простое обстоятельство более общего порядка, чем конкретный Мохов: если бы за такие преступления, какие он совершил, однозначно полагались бы смертная казнь или пожизненное — то большая часть преступников типа Мохова своих жертв… просто убивали бы.

Тут такая же «вилка», как и вообще с изнасилованиями. С одной стороны — тяжкое преступление против личности; с другой — если бесконечно ужесточать наказание за изнасилование, то начиная с какого-то предела преступникам становится выгоднее, с точки зрения оценки рисков, своих жертв после изнасилования убивать. Типа — так и так пожизненное, но «зато» жертва хотя бы не даст показаний и не уличит преступника, больше шансов запутать следы.

Как ни противно это признавать, но у Мохова было и остается одно существенное смягчающее обстоятельство — он никого не убил. Потому и получил «всего» 17 лет.

Тут интересна, однако, аберрация российского «правового сознания» — дело в том, что мои вышеприведенные рассуждения (которые лично мне кажутся бесспорными) очень многих не убедят. Некоторые даже не поймут — а ЧТО, собственно, в них должно убеждать? Какой резон? Ведь вот же — маньяк! Он на свободе! Он готов снова нападать и насиловать! Он уже роет новый подвал! А-аааа!

То есть соображение, что «девушки все же остались живы», просто пропускается мимо ушей. Вы будете смеяться, но здесь проявляется все та же наша общая черта — сниженная эмпатия.

По сути, ведь о чем изначальное рассуждение? Нам, как стихийным законодателям, предлагается взвесить на собственных весах, что важнее: спасти больше жертв или покарать сильнее преступника. При сниженной эмпатии жертвы автоматически «выносятся за скобки», они записываются в «сопутствующие потери», весь акцент — на нейтрализации преступника. Ну да: следующие маньяки при ужесточении наказания станут жертв убивать, кто-то из них почувствует дополнительный кайф уже именно от убийства, из насильника-надомника перейдет в серийные убийцы — ну так и что? ЗАТО, когда его наконец поймают, его уже можно будет грохнуть по полной!

Все, в конечном итоге, упирается в то, во сколько оценивает человеческую жизнь данное общество. Как ни парадоксально — чем ниже эта цена, тем выше наказание для преступников.

Алексей Рощин, политолог