От психотерапии до уголовного дела Моргенштерна: подводные камни мира тату

Только у 11% россиян есть татуировки, говорят данные опроса ВЦИОМ, проведенного три года назад. При этом треть опрошенных до сих пор уверена, что тату — это знак того, что человек сидел в тюрьме.

Насколько живучи подобные стереотипы, и кто чаще всего приходит в салон за новой картинкой? Какие изображения не стоит набивать на своем теле, чтобы на тебя не завели уголовное дело, как на Моргенштерна? Какие психологические проблемы пытаются решить люди, приходя в тату-салон? Об этом корреспонденту «Росбалта» рассказал петербургский тату-мастер Андрей.

Из страны сакуры

Весь Instagram у тридцатилетнего Андрея в тиграх, драконах, гейшах и змеях: черные и красные чернила, четкий контур, много мелких деталей. Японский стиль татуировки — любимый, хотя люди приходят и с другими запросами: биомеханика, гравюра, леттеринг, абстракция.

Страна сакуры и самураев не могла не повлиять на творчество Андрея — он вырос в небольшом городке в Сахалинской области, где ходил в художественную школу. Там Андрей листал первые выпуски журнала Tattoo-master и коллекционировал постеры с рок-исполнителями — крутые татуировки были у вокалиста Limp Bizkit.

Но до первой тату-машинки еще было далеко, ведь родители планировали сделать из сына инженера. В 2005 году парень приехал в Петербург поступать в университет.

«Никогда не любил физику с математикой, и на парах постоянно болела голова, — делится Андрей. — Вскоре я взял академический отпуск и больше не вернулся. Постепенно начал уходить в другую сферу. Ведь когда происходит сепарация от родителей, ты ищешь ориентиры в себе, в окружающих. Тебя перестают спонсировать, и в стрессе мозг активизируется, ты думаешь: а как можно заработать?».

Правда, татуировка еще долго не была способом заработка — не было ни навыков, ни качественных материалов. К тому же тату-мастера старой закалки не спешили раскрывать профессиональные секреты — а до роликов на YouTube, по которым сегодня легко выучиться самостоятельно, было далеко. И в условиях дефицита информации все шишки приходилось набивать самому.

Первую татуировку Андрей сделал другу. Качественное оборудование с материалами ему приобрел клиент, мечтающий забить рукав. Так у мастера появились тату-машинка, качественные краски и множество одноразовых мелочей, без которых безопасность татуировки представить невозможно: перчатки, антисептики, барьерная защита. Спустя несколько лет Андрей успел набраться опыта в двух салонах и, наконец, вышел в свободное плавание. Работы продвигал через Instagram.

Юристы, восьмиклассники и школьная учительница

«Тело современного человека — арена битвы за личностную целостность и внутреннее единство. Стремление к индивидуальности, обособленности бытия отдельной личности приводит к потребности создания уникального тела, отражающего мировоззрение своего обладателя». Бацанова С. В, канд. филос. наук, доц.

Средний возраст клиентов Андрея — 22-27 лет. Приходят и подростки — но с ними мастер работает только с разрешения родителей. Так, экскурсию по своему кабинету мастер проводил для матери девятиклассницы, чтобы продемонстрировать ей, в каких стерильных условиях дочь будет делать татуировку. Иногда салон посещают семьями: как-то пришли мать, второкурсница дочь и сын — ученик 8 класса.

Бывают возрастные клиенты — сакуру Андрей набивал на спине 51-летней женщине, которая работала финансовым аналитиком. Большие татуировки (правда, на закрытых частях тела) у него делали ведущие инженеры энергетических компаний, топ-менеджеры крупных заводов, юристы и банковские сотрудники.

«Как-то за изящными тату-узорами пришла сотрудница детского сада, — вспоминает Андрей. — Яркую птицу на предплечье я набивал учительнице русского языка в начальной школе. Она потом делилась, что дети от татуировок в восторге, и они еще больше сдружились. Хейта от родителей, вроде, не было».

Особый сегмент клиентов — люди со шрамами после операций. Однажды к Андрею обратилась девушка с некрасивой отметкой на бедре — ей удалили родинку с подозрением на онкологию. Она же работала в бассейне и весь рабочий день должна была быть в купальнике.

«Сложнее всего со шрамами от кесарева сечения, — признается Андрей. — Если с вертикальным еще можно что-то придумать, горизонтальный тянется от кости до кости. Девушки хотят эту полоску замаскировать, ведь это очень сексуализированное место, а шрам энергетику убивает. Но татуировка — напротив, как будто гиперсексуализирует. Поэтому нужно находить баланс».

Часто девушки приходят закрывать растяжки на бедрах и животе после беременности — с этим проблем обычно не возникает. Черный пигмент берет все внимание на себя, и ограничиться можно даже тонкими и легкими узорами.

От куполов до портрета Элджея

«Информативность изображений татуировок, цикличность их нанесения позволяют говорить о них, как об устоявшемся способе борьбы со сложными жизненными ситуациями. Сознательно причиняя себе боль, человек стремится к созданию второй кожи, отгораживающей его от окружающего мира». Ш. Джеффрис, политолог.

Андрей не считает татуировку чистым актом творчества — это, скорее, ремесло, ведь во главе угла — не эго художника, а эго человека, на коже которого появится рисунок. И важно, чтобы он нравился ему не только сейчас, но и спустя годы.

Если возникают сомнения, мастер обычно объясняет, почему бы он не сделал такую татуировку как человек и как художник — аргументы приводит и психологические, и технические. Так, неудачным может быть ракурс, или структура кожи не позволяет нанести столь тонкие линии. Но решение в итоге всегда принимает человек. Как-то китаянка набивала у Андрея портрет рэпера Элджея на икре — было странно, но отговаривать ее он не стал.

И все же бывают случаи, когда Андрей отказывается делать татуировку из репутационных соображений. К таким относятся, например, «купола».

«Я ничего не имею против людей, которые побывали в тюрьме, но не хотел бы как-то с этой сферой соприкасаться, — объясняет Андрей. — Хотя бы потому, что с ними обычно некомфортно работать. Как-то давно я согласился на татуировку, связанную с тюремными понятиями. До сих пор помню: мужик здоровый такой, кулак размером как две мои головы. Все рассказывал, как кого-то обо что-то бил головой. И вроде бы он не проявлял агрессию лично ко мне, но я чувствовал напряжение. В итоге со второго сеанса я слился».

Часто приходят люди, которые хотят татуировку, но не знают, что набить. Если отталкиваться от концепции Я-состояний Эрика Берна «Дитя, Взрослый, Родитель», у них доминирует Дитя со своим «Хочу». Андрей в таких случаях пытается вытягивать из клиентов Взрослого: просит подумать о возможных смыслах татуировки, и будут ли они актуальны в течение жизни.

«О трендах говорить сложно — выбор сейчас огромный. В то же время я вижу, что люди все чаще бьют маленькие эмоциональные тату. Если раньше забивали рукава — это была концептуальная, дорогая, педантичная работа, сейчас в моде минималистичные, небрежные, „кривые“ татушки. Так когда-то стал популярен рэп: каждый мог скачать программу и записать „на коленке“ что-то без особого голоса, слуха, образования. Тут то же самое — живость, эмоция, легкость и естественность».

Тату как аутоагрессия

«Аутоагрессивный характер модификации тела предполагает разрушение „типичного“, „социального“ и создание уникального „собственного“ тела. <…> Переживание боли дает иллюзию власти над телом. <…> Формирование протестной телесности напрямую связано с возможностью испытания физического и социального риска в дозированной и самостоятельно выбранной форме.». Бацанова С. В., канд. филос. наук, доц.

Татуировку некоторые психологи считают разновидностью селфхарма — причинения вреда собственному телу. В ряде научных статей можно увидеть предположения, что люди с татуировками склонны к депрессии, имеют суицидальные наклонности и получают удовольствие от адреналиновых состояний. Правда, столько же исследований опровергают наличие столь прямой корреляции.

«Я иногда пытаюсь „успокоить“ посыл, который несет татуировка, чтобы яркая эмоция, на которой человек зациклился сегодня, не мешала ему завтра, — объясняет Андрей. — Бывает, человек просит набить на груди оскаленную пасть волка — очевидно, что это некая боль, которую он хочет из себя достать. Но клыкастая пасть на груди — это навсегда, и я предлагаю перенести ее на спину, чтобы концентрация была не столь сильной».

В то же время есть очевидная разница между «портачкой», крестом на запястье гелевой ручкой или золой — и дорогой цветной татуировкой, которую ты делаешь в стерильных условиях, и которая вреда здоровью не нанесет.

«В каждом случае надо смотреть на мотивацию клиента, на смысл татуировок. Если там горящие церкви и повешенные люди, все ясно, — говорит Андрей. — Бывает, татуировка — это реакция на родительскую гиперопеку: девочку растили послушной, а она, повзрослев, набила себе огромную змею — по сути, причинив боль этой милой девочке. И у нее как будто расщепление личности: есть послушная дочка и есть человек в протесте. Но выражать протест вовне социально неприемлемо, и она атакует саму себя».

Не стоит забывать и о том, что после нанесения татуировки люди часто чувствуют выброс дофамина, схожий с ощущением удовлетворения после интенсивной тренировки. Иногда тату-зависимость возникает именно именно на фоне увлечения такими выбросами адреналина.

Тату как связь с духами и инициация

«Система координат, описывающая мир древнего человека, обязательно имела и духовную составляющую. Земное состояние человека определялось его взаимоотношением с миром духов. <…> Через изображения на теле человек призывает духа в свою жизнь. Татуировка — это заклинание в краске. <…> Но духам нужны жертвы. Боль при татуировке и есть необходимая жертва». А. Карпов, культуролог.

Татуировки появились в примитивных культурах — и неудивительно, что в обществах более сложных их стали воспринимать как что-то маргинальное. В конфуцианстве тело считается драгоценным даром родителей, который нельзя портить. В буддизме порицаются различные украшения тела, в исламе и христианстве позиция еще более жесткая. Считается, что делая татуировку, человек контактирует не с Богом, а с духом. Но магическое мышление в XXI веке у некоторых срабатывает до сих пор.

«Иногда видишь, что человек очень серьезно относится к происходящему, и даже не расспрашиваешь его ни о чем. Бьют самые разные магические знаки: руны, символы света, плодородия, движения, иероглифы для привлечения денег», — вспоминает Андрей.

Еще один древний смысл татуировки — инициация. У австралийских аборигенов боль считалась необходимым жизненным испытанием. Девочка, не перетерпевшая боль при нанесении тату, став женщиной, не будет способна к деторождению, а мальчик не сможет быть хорошим воином. Тату — своеобразный паспорт полноценного человека.

«В современном мире все истории с болью, агрессией и различными формами насилия считаются социально неприемлемыми, хотя потребность в этом у людей не исчезает, — уверен Андрей. — Мы же знаем, что ребенок, рождаясь, испытывает боль и колоссальный стресс, с которым ему нужно научиться справиться самому. А бабочке нельзя помогать выбираться из куколки — иначе ничего не выйдет. Я думаю, татуировка сегодня — это такая легальная инициация, безопасное и стерильное место причинения боли. Мы с психологом как-то обсуждали, кто в таком случае татуировщик. Если включить магическое мышление — шаман, проводник из одного состояния в другое, если логическое — тот, кто легально причиняет боль».

По законодательному лезвию

Татуировка, несомненно — многогранный культурный, социологический и психологический феномен, который можно «крутить» и рассматривать бесконечно. Но что по этому поводу думают российские законодатели? Недавно специалисты Набережночелнинского государственного педагогического университета выяснили, что по краям татуировки на груди рэпера Моргенштерна изображено растение, похожее на коноплю. Вскоре против него возбудили уголовное дело о пропаганде запрещенных веществ. Алишер позже пошутил, что если бы он набил изображение пистолета, ему бы вменили незаконный оборот оружия.

«Это странная история, учитывая, что в законодательстве не прописан запрет на изображение растений, — говорит Андрей. — Кстати говоря, в российском правовом поле вообще отсутствует понятие „татуировка“, формально наша отрасль относится к сфере перманентного макияжа — дермапигментации. И никаких ограничений по тому, что можно наносить на тело, а что нельзя — нет».

В то же время свастику клиентам Андрей набивать не будет — чтобы не попасть под статью о пропаганде и демонстрировании нацистской символики. Хотя буддисты могут долго спорить о том, что на протяжении тысячелетий в разных культурах мира свастика считалась символом, приносящим удачу, и вообще до Гитлера у нее была прекрасная репутация — как отреагируют на такую татуировку правоохранительные органы, непонятно.

«Хотя, конечно, интересно, как именно будут привлекать к ответственности. Могут ли человека со свастикой на запястье штрафовать каждые два метра?» — задается вопросом Андрей.

Так или иначе российская тату-индустрия без лишнего внимания регуляторов сегодня дышит более или менее свободно. Пока в Госдуме воспринимают ее как что-то несерьезное. Хотя не факт, что однажды это не изменится — по аналогии с запретом аниме и другими сюрреалистическими законодательными инициативами.

Анжела Новосельцева