Как отличить «черный» приют для животных от «белого»

Как попадают к городским жителям домашние животные? Кто-то покупает их в зоомагазине, кому-то животных отдают знакомые. Если речь идет в первую очередь о кошках и собаках, то некоторым людям случается подбирать своих будущих питомцев на улице. А кто-то решает действовать целенаправленно и обращаются в приюты для животных.

Приюты эти, как правило, частные — кто-то из энтузиастов-зооволонтеров держит десяток-другой животных у себя в квартире, а кому-то средства позволяют арендовать более просторное помещение для содержания большего количества зверей. Но вот человек со стороны обращается в приют и… погружается в доселе неведомую ему проблематику. Оказывается, нельзя просто прийти, забрать понравившуюся собаку или кошку и уйти восвояси. Весьма вероятно, что вам предложат подписать договор, некоторые пункты которого окажутся для вас весьма неожиданными даже после того, как вы перестанете удивляться самому факту наличия такого документа.

Инна Сергиенко в прошлом состояла в общественной организации «Спасенная жизнь», которая была частной и не институционализированной — в отличие, например, от ряда приютов. Волонтер размещали информацию о том или ином содержавшемся у них животном в соцсетях, после чего поступали запросы от тех, кто хотел питомца забрать.

«Как правило, мы настаивали на оформлении договора, — рассказывает Инна, — Некоторые из пунктов совершенно очевидны — например, что хозяин обязуется создать животному благоприятные условия для проживания, обеспечить его кормом, организовать режим прогулок, лечить животное в случае, если оно заболеет, что в случае невозможности проживать с ним не выбросит его на улицу, не „усыпит“, а возвратит его нам. Но в подобных договорах есть и пункты, которые могут быть расценены как нарушение личных границ хозяев животных. Например, некоторые волонтеры настаивают на своей возможности навещать пристроенных ими животных, на том, чтобы хозяева регулярно присылали им фотографии животных, отчеты, то есть давали постоянную обратную связь».

В документе прописаны также обязанности стороны, передающей животное будущему хозяину. Представитель приюта должен сообщить о питомце всю информацию, которой он располагает. Чего-то он может и не знать, так как, например, некоторые болезни могут развиться позже. Но петербургский зооволонтер Любовь Шарганова все же считает нужным предупредить: «Конечно, добросовестные кураторы рассказывают потенциальному хозяину о животном все, что могут. Но, как говорит один мой знакомый, „лучший источник информации — это мои глаза и мои уши“. Так что лучше все-таки сначала посещать приют, познакомиться ближе с животным».

Также зооволонтер обязуется принять животное обратно, если хозяин почему-либо не сможет или даже просто не захочет далее с ним проживать.

«Житейские ситуации бывают настолько непредсказуемыми, что иногда даже самый добросовестный хозяин не сможет содержать животное, — говорит Инна Сергиенко, — Чаще всего нам возвращали животных люди, которые сами серьезно заболевали. Могу сказать за себя и за близких мне зооволонтеров: мы никогда не скрываем ничего из того, что знаем о животном, так как знаем, что в случае возникновения каких-то проблем это животное вернется к нам, только оно вернется уже травмированное, несостоявшиеся хозяева будут вполне обоснованно возмущены, а у нас уже будет испорчена репутация».

По словам Сергиенко, договор становится для хозяев животного неким дисциплинирующим фактором, то есть оказывает психологическое воздействие. Он имеет вполне официальный вид: туда вписываются реквизиты организации, паспортные данные того, кто отдает животное, и того, кто его принимает. В некоторых случаях такой договор имеет статус документа, который признают полиция и суд.

«Когда мы составляли договор, то исходили из позиции, что все участники процесса — живые существа: и животное, и хозяин, и зооволонтеры. То есть мы хотели учесть интересы всех трех сторон, но в первую очередь интересы животного. Форма нашего договора более-менее типична для таких организаций. Были случаи, когда на основании этих документов мы изымали животное у недобросовестных хозяев. Бывали случаи, когда не успевали. Например, один человек взял породистого кота, почему-то держал его в туалете, ограничивал в еде и питье — в результате он умер. Хотя именно в том случае сотрудники полиции, к которым мы обратились, признали законным изъятие животного на основании договора и были готовы это осуществить. Но мы опоздали. Есть и такой опыт: из приютов брали котят на опыты. Также под Хэллоуин пытаются черных котов и кошек для жертвоприношений найти. Мы уже настороже, если в конце октября поступает запрос на „черненького котеночка, желательно кошечку“, спрашиваем: „А где вы будете содержать животное? Чем будете кормить?“ Как правило, это не очень умные люди и не могут быстро сориентироваться, иногда на вопрос о кормлении даже прямо говорят: „Ничем“. Тут сразу все понятно», — поясняет Сергиенко.

Так что если потенциальный хозяин отказывается подписывать договор, у зооволонтеров есть основания ему не доверять. Инна Сергиенко полагает, что если человек говорит: «Мне нравится договор, но меня смущает такой-то пункт», то нужно подходить к ситуации гибко и какие-то положения можно изменить. Например, если человек не может посылать отчет каждую неделю, но согласен присылать его раз в месяц. Некоторые зооволонтеры относятся к содержанию договора более строго. Надо сказать, что подобная практика передачи животных хозяевам существует и в других странах. И, например, в Германии она вполне официальна.

«Недавно я попыталась посчитать, сколько животных пристроила, будучи зоозащитницей, и получилось около шестидесяти, — говорит Сергиенко, — Если помножить на число известных мне волонтеров, выходит, что мы пристроили свыше 1000 животных, из них большая часть — с оформлением договоров. Обычно мы в ближайшее после пристройки время выезжаем один или два раза навестить животное, потом списываемся с хозяевами, они выкладывают фотографии в соцсетях (часто по собственной инициативе, так что их даже просить об этом не надо), и за два-три месяца наша связь с хозяевами сходит на нет. То есть мы не контролируем каждое животное всю его жизнь, кроме тех случаев, когда хозяева сами обращаются к нам постоянно за консультациями или становятся друзьями».

Однако с приютами для животных не все гладко. Существуют так называемые «черные» приюты, создаваемые не ради помощи братьям нашим меньшим, а ради заработка на чувствах сердобольных граждан. В них животные содержатся в очень плохих условиях, при том что на содержание этих заведений их хозяевами ведется активный сбор денег.

«Например, человек заводит приют, всячески пиарится, но там почти не бывает, и животные там умирают. И организатор пишет посты в интернете: „Ах, они умерли! Вы не собирали мне деньги на приют — вы все виноваты, что животные умерли!“ Такие случаи достаточно редки, но они бывают», — поясняет Сергиенко.

Хотя, конечно, сам по себе сбор пожертвований нельзя назвать маркером «черного» приюта. Порядочные зооволонтеры также нуждаются в средствах, только тратят они их на своих подопечных.

«У обычных приютов нет государственной поддержки, и меценаты есть далеко не у каждого приюта, — говорит Любовь Шарганова, — А платить нужно не только за еду и лечение животных, но часто и за аренду помещения, и за коммунальные услуги, сотрудникам приюта тоже нужно платить».

Есть еще и вид криминального бизнеса, связанного с «черными» приютами — уличное попрошайничество с животными. Например, в людном месте сидит женщина, рядом лежит собака, у женщины табличка с просьбой помочь приюту. Полагаю, мало кто из спешащих прохожих задумывается, почему собака так долго лежит на одном месте. Спокойствие это достигается химическим воздействием на живое существо.

«Как живут животные на „черных передержках“? Им вкалывают разные препараты, иногда вливают алкоголь, снотворные, чтобы они лежали смирно, были заторможены, когда с ними просят милостыню или фотографируются. А когда животные становятся не нужны, эти помещения просто запирают, и животные там сжирают друг друга, а выжившие умирают от голода. Я своими руками расселяла такие „приюты“, когда немногих еще живых кошек, собак и голубей приходилось доставать из-под груды мертвых тел. Это один из самых страшных эпизодов в моей жизни, полагаю, что и в жизни любого зооволонтера тоже», — рассказывает Инна Сергиенко.

Можно обратиться в полицию, чтобы ее сотрудники провели проверку на предмет жестокого обращения с животным — заявить о подозрениях, что животное химически заторможено. По словам зооволонтеров, полиция не любит заниматься подобными делами, но здесь многое зависит от настойчивости обращающихся.

Конечно, «черный» приют дискредитирует саму идею защиты животных. При этом Любовь Шарганова уверена, что если вы берете питомца, то не так уж важно, откуда: «Взять животное из приюта — это в любом случае благо. Если человек решил сделать такое доброе дело, может быть, даже не стоит задумываться о „чистоплотности“ приюта. Если возьмешь к себе животное, в любом случае его спасаешь, для этого животного меняется мир».

Но в любом случае, убедиться в том, что вы имеете дело с «черным» приютом, можно только лично — ни в коем случае не по оценкам незнакомых людей.

«Сейчас многие, грубо говоря, примазываются к зоозащите и занимаются травлей тех волонтеров, которые по-настоящему спасают, лечат, пристраивают. Сами эти примазывающиеся часто никаких животных не содержат, только оскорбляют других. Зоошиза — это люди, которые сидят в интернете и учат всех, что должен думать зоозащитник, а чего не должен, какие посты лайкать, а какие нет, — поясняет свою позицию Шарганова. — Такие люди превращают зоозащитное движение в деструктивную секту. Поэтому я не советую верить информации в интернете, если пишут: „Это ‚черный‘ приют, где убивают животных, пожертвованные деньги присваивают себе“. Это может быть полнейшей ложью. А в результате организация остается без помощи — животные остаются без еды, без лекарств. То есть это вредит им. Интересует приют, интересуют какие-то детали — идите в этот приют, смотрите».

Игорь Лунев