Живой «товар»: как россиянки рожают детей для китайцев

Совсем недавно в Петербурге разразился скандал с детьми, рожденными суррогатными матерями. Китайские биологические родители не смогли забрать их из-за пандемии, и те угодили в дом ребенка. А еще одного младенца, не дождавшегося транспортировки в Китай, в Ленобласти нашли мертвым.

Как проблема закрытых границ решается сейчас и что не так с российским законодательством в сфере суррогатного материнства? Насколько успешно в России развивается бизнес по экспорту младенцев и почему россиянки так охотно рожают чужих детей?

«Если б я мог рожать, тоже стал бы сурмамой»

Ольге 27 лет, и она профессиональная сурмама. Уже третий год уроженка Красноярска живет в Петербурге, который негласно считается столицей суррогатного материнства в России. Первую девочку она родила для китайских родителей, двойняшек — для соотечественников. Сейчас девушка снова беременна не своим ребенком.

«Я замужем, у нас есть прекрасная дочка. Как-то в соцсетях я наткнулась на объявление и задумалась: а почему нет? Рассказала мужу, ждала отрицательную реакцию, но он меня поддержал и заявил: «Если бы я мог рожать, то тоже стал сурмамочкой!» — рассказывает Ольга.

Основная мотивация россиянок, готовых стать профессиональными роженицами — деньги. За ребенка можно получить от 800 тыс. до 1,5 млн рублей. Так, «детские гонорары» Ольга с мужем потратили на покупку квартиры в Петербурге.

«Анализы, проживание во время беременности в отдельной квартире, наблюдение врачей, роды — за все платит агентство суррогатного материнства, — объясняет Ольга. — Экстракорпоральное оплодотворение делает эмбриолог в лаборатории агентства. Берется ооцит биомамы, сперма биопапы — из них выращивается эмбрион. На 6-й день его переносят суррогатной матери или замораживают, чтобы перенести позже — это называется криоконсервация».

Дети из пробирки в спартанских условиях

Кому-то эта история покажется дикой и напомнит сюжет популярного сериала-антиутопии «Рассказ служанки», однако в России суррогатное материнство абсолютно законно с 1994 года. Несколько штатов США, Украина, Грузия, Чехия и Россия — вот и все страны в мире, где разрешено коммерческое суррогатное материнство.

В последнее время все больше заявок на услуги россиянок поступает из Китая, где суррогатное материнство запрещено. Так, по данным Европейского центра суррогатного материнства, в России ежегодно рождается как минимум 22 тыс. детей от суррогатных матерей, и около 5% рынка приходится на зарубежных клиентов. До сих пор ежегодный рост рынка составлял порядка 20%, однако во время пандемии заключение договоров с иностранцами приостанавливают.

В Петербурге, Москве и других городах России существует множество агентств репродуктивных технологий, предлагающих услуги суррогатного материнства. Часть из них работает прозрачно и находится в правовом поле.

«За четверть века эти организации наработали большую клиентскую базу, у них есть свои медучреждения, где делают ЭКО, сопровождают беременность — все на основе договоров о добровольном медицинском страховании. Это богатые успешные компании, ведь биологические родители перечисляют огромные деньги на их услуги. О суммах договоров в агентствах нам даже не говорят», — отмечает Анна Митянина детский омбудсмен по Петербургу.

Несмотря на то, что деятельность таких организаций легальна, они предпочитают вести ее непублично и избегают общения с журналистами.

Так, корреспонденту «Росбалта» категорически отказались рассказывать, как устроен процесс в двух агентствах — «Вита» и «Спарта» (к маркетологам последней, кстати, большие вопросы, так как название вызывает ассоциации с античной Спартой, где слабых новорожденных сбрасывали в ущелье).

И пока процесс рождения младенцев и их транспортировки за границу был отлажен, российские госорганы и репродуктивные агентства существовали как бы в параллельных реальностях — в абсолютной тишине и согласии. Проблемы начались, когда разразилась пандемия.

«Мама просто встала и ушла»

Как только коронавирус запечатал российские границы, стали поступать сообщения о застрявших в стране младенцах, рожденных суррогатными матерями. В Петербурге в сентябре насчитали 180 таких малышей от китайских родителей. Более 20 детей угодили в дом ребенка № 3 во Фрунзенском районе, хотя формально город не имел перед ними никаких социальных обязательств.

«Где-то после родов мама просто встала и ушла, — объясняет пресс-секретарь детского омбудсмена Александр Копейко. — Врачи обратились к нам за помощью, так как не понимали, что делать. В доме ребенка № 3 город предусмотрел буфер еще в 10-15 мест, однако к концу года количество суррогатных младенцев может вырасти до 120. Если границы к тому времени не откроют, мест в наших социальных учреждениях физически не хватит».

Если суррогатным детям за полгода не оформляют свидетельства о рождении, по решению российского суда их признают оставшимися без попечения и заносят в банки усыновления. К счастью, двадцати трем малышам в доме ребенка все же оформили свидетельства о рождении на китайских родителей, так как агентства суррогатного материнства в итоге вышли на связь с врачами. Сейчас содержание детей из-за границы финансируют биологические родители — однако если они прекратят это делать, по российскому законодательству малыши официально попадут в дом ребенка.

Цель поездки «лечение бесплодия»

Выход один — как можно скорее отправить детей в Китай. В сентябре по этому вопросу в Петербурге провели совещание с детским обмудсменом, комитетом по внешним связям, МИД и консулом Китайской Народной Республики. Анна Митянина предложила выдать биологическим родителям однократные визы и организовать гуманитарный рейс из Пекина в Петербург, чтобы дети воссоединились с родителями. Увы, отклика в российском МИД и китайском консульстве эта идея не нашла.

Выходить из положения родителям из Китая пришлось самостоятельно — некоторым из них уже удалось получить однократную визу для получения медицинских услуг в России. Сейчас в Петербург приехали около пятнадцати семей из Китая с формулировкой «лечение бесплодия». Домой они возвращаются спустя несколько дней — уже с младенцами на руках.

Что касается малышей в «режиме ожидания», они содержатся в хороших условиях. В этом убедилась Анна Митянина, навестившая детей в апарт-отеле на Пулковском шоссе. Здесь каждому ребенку сняли квартиру и выделили персональную няню, которая находится с ним круглосуточно. Все дети находятся на искусственном вскармливании, многим уже сделали прививки по возрасту. С биологическими родителями няни общаются по видеосвязи.

Детский омбудсмен подчеркивает, что речь идет лишь о тех младенцах, которых репродуктивные агентства решили показать. Однако никто в стране не знает, сколько на самом деле таких суррогатных детей застряли в России, и в каких условиях они сейчас живут. Проблема в том, что огромная доля этого бизнеса по экспорту младенцев остается в тени.

«Серый» рынок младенцев

«Стану суррогатной мамой. 30 лет, рост 176 см, вес 74 кг. Полностью здорова. Вредных привычек не имею. Без переездов. Только СПб. Есть сын, 5.5 лет. Имеется опыт в программе. 03.10.18 родила мальчика 3300/52. На сохранении не лежала ни разу, анализы были отличные, рожала сама. Выплаты: 1.5 млн рубл. Гонорар, 35 тыс. ежемесячное, 35 тыс. единоразово на одежду. 35 тыс. за неудачный перенос».

Объявление такого рода можно встретить в любой группе «ВКонтакте» по сурматеринству. Их пишут девушки, которые хотят пойти в обход репродуктивных агентств и работать с биологическими родителями напрямую. Сделки такого рода и формируют так называемый «серый» рынок суррогатных младенцев. Ни один государственный орган в России не имеет представления о количестве заключаемых договоров о сурматеринстве, о правах и обязанностях сторон, о медицинском сопровождении женщины.

Сразу после родов, которые часто проходят по ОМС, такие матери загадочным образом исчезают из поля зрения врачей. И вопрос здесь даже не в том, имеет ли она право рожать за счет государства, если сама зарабатывает на этом миллион. Важнее то, что никто не знает, в безопасности ли ребенок и в каких условиях содержится, пока его не отдадут родителям.

Так, некоторые фирмы суррогатных агентств вообще учреждены китайскими предпринимателями, которые не хотят контактировать с органами власти. Иногда это может кончиться несчастьем — на днях в Гатчинском районе Ленобласти обнаружили умершего младенца, который дожидался, пока его заберут китайские родители. Он был рожден при участии «серого» суррогатного агентства «Наследие», принадлежащего агенту из Китая.

Эксперты отмечают, что «серый» рынок суррогатного материнства в Москве развивается активнее, чем в Петербурге — процессы передачи детей биологическим родителям абсолютно непрозрачны. И что происходит со столичными малышами в ситуации пандемии, непонятно. Ясно одно: есть что-то, что мешает суррогатным мамам и репродуктивным агентствам, работающим «всерую», выйти из тени. И скорее всего, дело в российском законодательстве.

Осуждение общества

«Существует четыре основные формы реализации конституционного права на материнство: естественное рождение ребенка, усыновление, процедуры помощи зачатия и суррогатное материнство, — рассказывает Эвелина Иваева, кандидат юридических наук, старший научный сотрудник Института государства и права РАН. — С правовым статусом первых двух все понятно, с ЭКО — тоже. В обществе нет сомнений в том, что ЭКО — это благо. Предусмотрены ли социальные гарантии при ЭКО? Да, вплоть до программы государственного финансирования протокола. А вот с суррогатным материнством у нас проблемы».

Несмотря на то, что суррогатное деторождение обеспечивает все то же конституционное право на материнство и повышает демографию, никто в России сегодня не может заикнуться о возможности программы госфинансирования суррогатного материнства.

«Мыслима ли социальная реклама о суррогатном материнстве? Конституционная ценность одна и та же, а отношение в обществе абсолютно другое», — говорит Иваева.

С ней соглашается Татьяна Кудряшова, персональный куратор программ суррогатного материнства. По ее мнению, тема детей рожденных таким образом в целом плохо освещена в публичном инфополе, и потому люди не до конца осознают, что это такое.

«Осуждение окружающих — самый „больной“ момент для сурмам. Девушки, вступившие в программу, скрывают это даже от родителей. Люди относятся к этому как к чему-то преступному. Некоторые до сих пор полагают, что зачатие происходит естественным способом, и сурмамы продают генетически своего ребенка. Хотя это просто большое и доброе дело, которая одна женщина может сделать для другой», — говорит Татьяна, добавляя, что обществу необходимо популярно объяснять особенности этого процесса.

К примеру, в репродуктивных агентствах стараются исключать ситуации, в которых у суррогатной матери и ребенка может сформироваться эмоциональная связь. Которая вполне естественна и физиологически обусловлена, несмотря на то, что в программу девушки идут с определенным настроем и признаются, что «ставят психологический блок на беременность».

С каждой сурмамой обычно плотно работает психолог, причем на всех этапах — при вхождении в программу, во время вынашивания, а иногда и после родов. Это важно, так как у некоторых женщин развивается послеродовая депрессия — гормональный фон после беременности и родов «настроен» определенным образом и может плохо отреагировать на отсутствие малыша.

Еще один момент: после родов ребенка не прикладывают к груди и даже не показывают роженице — опять-таки чтобы не сформировалось эмоциональной привязанности. Далее девушка просто пишет отказ от малыша, получает деньги и выходит из программы.

Половинчатое законодательство

Эвелина Иваева уверена, что половинчатость регулирования на законодательном уровне возникает именно от непонимания этого процесса обществом, в том числе — чиновниками.

«Вместо того, чтобы выстроить четкий механизм гарантий и защиты прав всех участников этих отношений и урегулировать все нюансы, законодатель действует избирательно и фрагментарно. Вступать в эти отношения дозволяется, но четких прописанных в законе юридических маршрутов их развития в случае, если что-то пошло не так, не предусмотрено. Сторонам предлагается решать все проблемы самостоятельно. И в таких условиях могут нарушаться права самых незащищенных участников процесса — детей», — объясняет юрист.

Половинчатость законодательства, например, проявляется в том, что до оформления свидетельства о рождении считается, что ребенок принадлежит матери, которая его родила. В том числе из-за этого стали возможны скандалы с сурмамами, которые не желали отдавать своих детей биологическим родителям — то ли на эмоциях, то ли из-за финансовых неувязок.

«По российскому законодательству кто родил, тот и мать, в роддоме ей дают справку о рождении. Именно потому в агенствах пытаются делать так, чтобы сурмамы рожали под присмотром и быстрее оформлять свидетельство о рождении на биологических родителей. Если этого не сделать, он будет считаться ребенком сурмамы, несмотря на все гражданско-правовые договоры, — объясняет Эвелина Иваева. — Конечно, дальше отец и мать, у которых взяли биоматериалы, могут доказать свое родительство, но все исключительно в судебном порядке и с ДНК-тестами».

Именно эту последнюю отмашку государство и не дает, хотя, по сути, разрешает суррогатное материнство как практику, позволяя работать в рамках гражданско-правовых договорах. По мнению Эвелины Иваевой, российское общество и государство сегодня должны определиться. Либо утвердиться во мнении, что суррогатное материнство — зло и запретить его, либо решить, что это абсолютное, без оговорок, благо. Это диаметрально разные правовые дороги. И пока общество не придет к согласию, страдать от половинчатого законодательства будут все — биологические родители, суррогатные мамы и малыши.

Анжела Новосельцева