«Любить» и «бить» — не рифма

Митинг в поддержку сестер Хачатурян, прошедший в минувшие выходные в Петербурге, стал одним из самых массовых феминистских мероприятий в истории города. На площадь Ленина с требованием оправдать девушек и криминализировать домашнее насилие в России вышли больше тысячи человек.

«Мое тело — не поле для боя». «Хочу любить, а не бояться». «Сама не виновата»…

Девушки с плакатами в руках стоят в ряд, плечом к плечу, щурятся от вспышек журналистских камер. У одной характерный мейк-ап — глаза густо подведены бордовыми тенями, уходящими в фиолетовый, с уголка губы тянется струйка запекшейся крови, прорисованная карандашом. Плакаты разглядывает молодая женщина, на шее у нее, свесив ножки — трехлетний белоголовый ребенок.

«Наше общество говорит языком насилия, — на сцене Ольга Липовская, журналистка и переводчица, которую давно прозвали „бабушкой русского феминизма“. — Бьет — значит, любит, боится — значит, уважает. Но „бить“ и „любить“ — не однокоренные слова. Нам нужно менять патриархальное сознание общества. За всех нас сестры Хачатурян станцевали свой последний танец с саблями».

Совсем не чеховская история трех сестер, убивших отца-насильника, прогремела в России год назад, послав обществу грозное и четкое послание — о том, что подобное происходит сплошь и рядом. По данным Всемирной организации здравоохранения, каждая третья женщина в мире хотя бы раз в жизни пережила насилие. Последняя официальная статистика домашнего насилия в России — отчет Росстата о репродуктивном здоровье за 2011 год. О случаях физического насилия сообщила каждая пятая респондентка.

Самодурство в темном царстве

Проблема начинается с того, что часто жертвы и их преследователи не считают определенные действия насилием и потому не выносят сор из избы.

«Домашнее насилие — это повторяющееся насилие. Первый признак того, что оно стало системным — цикличность. Выделяют три цикла насилия: нарастание напряжения, разрядка и медовый месяц — попытка обидчика загладить свою вину — за которым следует новый виток напряжения», — утверждает семейный психолог Мария Соколова.

По словам психолога, физическое насилие — это не только побои. К нему же необходимо отнести толчки, попытки ограничить движения партнера, отобрать из рук телефон или другие вещи, принуждение к сексу.

Но не менее разрушительно и эмоциональное насилие: оскорбления, унижение, запугивание, угрозы, попытки подчинить себе человека. Яркий примером можно назвать запрет со стороны мужа носить какую-то одежду, ограничение общения с внешним миром или с детьми.

Не стоит забывать и об одном из неочевидных видов насилия — экономическом. Самая распространенная практика — мужчина не разрешает женщине работать, при этом не давая ей права участвовать в формировании семейного бюджета.

Но признание проблемы — первый шаг к решению, а значит самооправдания в духе «Сама виновата», «Не надо было нарываться», стоит отбросить. Но это непросто, учитывая внешнее давление общества.

От духовных скреп до кулака

Непризнание факта домашнего насилия тесно завязано на нашей ментальности, патриархальности, которая в бытовом прочтении ассоциируется с ролью старшего, мужчины-добытчика, «право имеющего». Насилие — это всегда про власть и контроль.

В том числе на фоне рассуждений о важности духовных скреп, традиций и брака в начале 2017 года приняли закон о декриминализации домашнего насилия. Сегодня бытовые побои в России — не преступление, максимальное наказание — административный штраф.

Итог: через год после нововведений количество жалоб на насилие в семье выросло втрое.

«Это та же идея: семья — святое, в нее никто не должен вмешиваться. К сожалению, она живет и в сотрудниках правоохранительных органов: „будет тело — будет дело“, приходите, когда убьют, семейные проблемы решайте сами. К сожалению, в нашей стране не бывает золотой середины: сначала православные традиции преследуются вплоть до названия пасхального кулича — „кекс весенний“, теперь — возвращаемся к средневековым скрепам в противовес „западным ценностям“», — полагает Наталья Евдокимова, ответственный секретарь Правозащитного совета Санкт-Петербурга.

Повзрослевшие доченьки

Митинг на площади Ленина продолжается. Одна из выступающих призывает поднять руки тех, кто сталкивался с домашним насилием. Взметнувшихся рук слишком много.

«Помню, папа приходил с работы и ни с того ни с сего бросался на маму. Во время скандалов я пряталась в ванной, затыкала уши и рыдала. Чувствовала себя никчемной из-за того, что убегаю вместо того, чтобы защитить ее. Сейчас я живу вдалеке от родителей. Как-то по телефону услышала, что папа в разговоре с мамой переходит на крик, и начала рыдать, испугавшись, что он ее ударит. Неделю отходила. Кажется: вот, взрослая, справляюсь. Но нет», — рассказывает стоящая рядом 20-летняя девушка.

Стоит отметить, что тема насилия в последний год все активнее всплывает в медиаполе. Студентка Высшей школы журналистики СПбГУ направления «Документальное кино» Аида Явбатырова сняла 18-минутную короткометражку «Доченьки». Это интервью с девушками, которые в детстве столкнулись с насилием в семье. Фильм взял большой приз фестиваля Pereprava в Томске и вошел в шорт-лист XI международного молодежного кинофестиваля в Казани.

«У меня не было цели найти свидетельниц домашнего насилия. Я отсняла интервью с четырнадцатью девушками, чтобы посмотреть, как семья влияет на становление личности. Оказалось, пять из них столкнулись с насилием. Тогда я поняла, что в основу фильма ляжет эта идея: сегодня ты терпишь побои или поднимаешь руку на партнера, завтра за это „отвечают“ твои дети».

Абьюз как точка невозврата

Абьюзивные и токсичные отношения, пережитые в детстве часто приводят к расстройствам во взрослом возрасте: депрессивным, тревожным, личностным. Выросшие дети сами прибегают к насилию либо, напротив, слишком опекают своих чад.

«Клинический случай из моей практики: молодая девушка с раннего детства подвергалась побоям, оскорблениям, газлайтингу (психологическое насилие, при котором жертве внушается ее неадекватность — ред.) со стороны матери. После избиения девочка говорит матери „ненавижу тебя“, а она переворачивает все так, будто бы избила дочь за то, что та сказала о своей ненависти. Повзрослев, молодая женщина начала выбирать себе партнеров-абьюзеров. Плюс ко всему ее мучит страх, чувство вины и собственной никчемности. Она лечится от тяжелого тревожно-депрессивного расстройства», — делится опытом Соколова.

Закону — быть!

Законопроект против домашнего насилия уже есть. Планируется, что в новом законе учтутвсе виды насилия: физическое, сексуальное, психологическое и экономическое.

Жертва будет иметь возможность получить краткосрочный полицейский охранный ордер, действующий до суда, и тревожную кнопку вызова полиции. Агрессора обяжут покинуть место общего проживания. Также дополнения нужно внести в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях и Уголовный Кодекс Российской Федерации.

Однако далеко не все так просто.

«Во-первых, в документе необходимо дать определения пострадавшему от семейно-бытового насилия, во-вторых, он должен иметь право на транспортировку в безопасное место, — считает Наталья Евдокимова. — В-третьих, органы государственной власти субъектов РФ и органы местного самоуправления обязаны создать организации по оказанию помощи в ситуациях семейно-бытового насилия. И, наконец, нужно ввести „защитные предписания“, которые запрещают преследовать пострадавшего».

Аналогичные законы есть уже в ста двадцати трех странах, и убежища для пострадавших давно созданы. Мария Соколова добавляет, что закон должен содержать четкий перечень действий, которые можно отнести к домашнему насилию. Сейчас заявление принимают только постфактум — если женщина пришла уже с синяками.

«Нужно на законодательном уровне ввести бесплатную юридическую и психологическую помощь жертве насилия — сейчас она работает на уровне общественных организаций, — считает она. — Также необходимо изолировать жертву от насильника и, по примеру западных стран, ввести обязательные программы по профилактике рецидивов насилия — те же тренинги по управлению гневом для людей, которых обвинили в агрессивном поведении».

Шансы на то, что закон рассмотрят в первом чтении уже осенью, высокие. Повлиять на ситуацию должны не только митинги, пикеты и флешмобы в соцсетях, но и то, что в июле ЕСПЧ взыскал с российских властей больше 25 тысяч евро в пользу Валерии Володиной из Ульяновска. Это стало первым решением по иску о домашнем насилии в России.

На проблему обратила внимание и председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, которая поручила сенаторам проанализировать состояние российского законодательства и правоприменительной практики, касающейся данной проблемы.

Главное теперь — добиться, чтобы закон не «кастрировали», а приняли в комплексе - «кусочки» на практике работать будут вряд ли.

Анжела Новосельцева