«Политическое искусство - признак эпохи деградации»

ИА "Росбалт" продолжает проект "Петербургский авангард", посвященный горожанам, которые находятся впереди, в авангарде культуры и искусства. На этот раз героем стал петербургский художник Игорь Плотников. В его работах сочетаются глубокая религиозность и тонкая ирония, актуальность и полная отстраненность от повседневности.

Он родился в подмосковном Обнинске, но уже 30 лет живет в Петербурге. Плотников не входит ни в какие творческие объединения, не пытается продвинуть свои работы и кому-то понравиться. Именно поэтому он считает себя абсолютно свободным и независимым автором.

Первая выставка Игоря Плотникова прошла в Петербурге в 1991 году. Сегодня его работы выставляются не только в России. Не так давно картины художника были отмечены на Международной художественной выставке современного искусства Art Weeks in Czech Republic, а также на выставке «Украинской недели искусств».

Автор работает в стиле континуумизм. Среди героев его полотен - Эми Уайнхаус, «Лимонов Э.», певица Мадонна, кормящая грудью темнокожего младенца, и даже погибший террорист. Несмотря на это, художник заявляет, что политика в искусстве его не интересует, а обращается он, скорее, к душе.

"Исход", 1991 г.

- Что такое континуумизм, и как он возник?

- Континуумизм – это живопись тонкого мира, и моя цель — изобразить его через вибрацию линий. Я не думал над этим специально, стиль возник одномоментно. Как-то раз я сидел на берегу маленькой речушки в Петербурге и смотрел на игру отражения в воде – линии ежесекундно менялись. В какой-то момент я ощутил эти вибрации и стал рисовать.

Начал выставляться в «Манеже», на фестивалях петербургских художников. А уже в 1991 году прошла первая персональная выставка в музее Федора Достоевского. Пожалуй, она стала для меня знаковой.

Однажды я решил почитать книгу отзывов об этой выставке и увидел любопытную запись. Ее автор предлагал встретиться. Вскоре выяснилось, что это Борис Александрович Покровский – ученик одного из лидеров русского авангарда Павла Филонова. Этого художника я всегда считал гением из гениев. И Покровский рассказал мне о встречах с ним, о том, как Филонов учил других художников. Знакомство с Покровским стало, своего рода, нитью, связавшей меня с той эпохой.

- Вы всегда работаете только в этом стиле?

- Нет, у меня есть и объемные работы с несколько иным рисунком. Например, «Девочка на шаре» - это пародия на работу Пикассо. Или другая работа – «Блогосфера».

- А как рождаются герои и объекты ваших картин? Скажем, в работе «Голова террориста-смертника» просматривается явная связь с реальными событиями, а может, и политический подтекст.

- Полотно «Голова террориста-смертника» появилось после просмотра новостного репортажа о теракте в «Домодедово» в январе 2011-го. В кадре я увидел именно то, что потом запечатлел. Эта работа выполнена с элементами портретного сходства.

- А это только воплощение впечатления или какой-то посыл вовне?

- Без посыла никогда не обходится. Но в данном случае, это, скорее, был ответ собственному впечатлению и не более.

- На ваш взгляд, должны ли пересекаться искусство и политика?

- Для меня это неинтересно. Искусство – это диалог с богом. Я уверен, что так называемое политическое искусство свойственно эпохе деградации. Я ценю сильные образы, они встречаются, но попытки решать политические задачи художественными способам – стрельба по воробьям. Конечно, акции художника Павленского – на Красной площади в Москве или у Казанского собора в Петербурге – это всегда сильный образ и яркое воплощение. Я считаю его талантливым художником, но мне его идеи не близки. Я не понимаю, с кем акционист ведет диалог, и есть ли этот диалог вообще. Самой высшей и окончательной акцией является акция Иисуса Христа. Но ради чего он это сделал? Ради искупления грехов. А не ради прославления своего имени.

- Около года назад в Петербурге прошла ваша выставка «Блогосфера». У вас есть несколько работ, посвященных людям в Интернет-пространстве. Эта тема вам особенно близка?

- Тогда меня заинтересовала тема единого информационного поля, порожденного Интернетом. Блогософера, которая опутывает и соединяет людей невидимыми нитями. Со временем интерес угас. Живопись для меня становится элементом духовной практики. И я замечал некую двойственность в природе творчества. С одной стороны, есть буквально физиологическая потребность рисовать и, когда находишься в этом процессе, получаешь физическое удовольствие (можно сравнить с удовольствием от еды, например). А с другой стороны, относишься к этому как к духовной практике. Иногда я думаю, что это и есть континуумизм. Я не пытаюсь отобразить объекты внешнего мира, я хочу показать душу как реально существующий объект. Духовный мир для меня - это не высокие слова, а повседневность.

- У вас есть картина «Портрет петербуржца», а как бы вы описали жителя Петербурга словесно?

- Петербуржец – это человек аполитичный и больше погруженный в себя. Это и отличает здешних жителей от, скажем, москвичей. Мне это близко.

"Портрет петербуржца", 1990 г.

- Согласны ли вы с мнением, что все живущие в Петербурге – художники?

- Я, признаться, ни с кем из местных художников не знаком. Всегда работаю в уединении, и какого-то творческого круга у меня нет. Я часто вспоминаю знакомство с Покровским и в этот момент понимаю, что лучшего и желать нельзя. А из сегодняшних художников мне было бы интересно общение с Михаилом Шемякиным, например. Мне понятна его метафизика.

- Вы учились на факультете кораблестроения и океанотехники, а сейчас посвящаете себя живописи - довольно радикальная смена интересов. Или в этом нет противоречия?

- Да мой институт – это сплошной сопромат и высшая математика. В детстве я занимался подводным ориентированием, тогда и возникло романтическое убеждение, что если займусь подводной техникой, то как-то буду связан с океаном и океанологией. Вот и результат.

- Часто музыканты говорят о прямой взаимосвязи математики и музыки, а сколько математики в живописи?

- Когда композитор пишет, он об этом не думает – в нем эти формулы сидят с детства. Так же и в живописи - когда учишься рисовать, в подсознание ложатся пропорции и соотношения, математическая гармония форм. А потом даже когда импровизируешь, эти формулы проявляются на холсте вне зависимости от художника.

- А вы обращаете внимание на то, как на ваши работы реагирует публика? И нужно ли вам признание ваших картин?

- Особых усилий я к этому не прилагаю. Если есть возможности поучаствовать в выставке, я ее использую. Я не пытаюсь продвинуться или понравиться.

- То есть в финансовом отношении вы независимый художник?

- Да, но живопись – это дело моей жизни. Деньги я зарабатывают другим способом. С начала 90-х годов пришлось уйти на перерыв, я перестал рисовать. Тогда всем нужно было как-то выживать. Приходилось работать во множестве мест. Сегодня у меня есть источник существования – небольшой бизнес. И это, конечно, дает определенную свободу. Например, возможность покупать холсты. И не приходится бегать по галереям и предлагать свои картины. Это важно.

- То есть, вопреки сложившемуся мнению, художнику совсем необязательно быть бедным?

- Не думаю, что дело в богатстве или в бедности. Прямой зависимости творческой продуктивности от достатка я не вижу. Пикассо и будучи мультимиллионером продолжал работать. А Ван Гогу создавать шедевры не мешала бедность. И застрелился он, когда получил признание и пошли первые деньги. Связи нет.

Я, кстати, убежден, что история о том, что Ван Гог был непризнанным художником - миф. Он занимался живописью всего 10 лет. При той скорости распространения информации, которая существовала 150 лет назад, мгновенной реакции от публики нельзя было ожидать. Это сейчас – закончил картину, выложил в Facebook и видишь реакцию. А тогда нужно было дождаться, пока высохнет масло, отвезти холст в галерею в Париж. Проходили месяцы. Он дружил со многими известными художниками, они его высоко ценили, у него проходили выставки. Художник получал достаточные для жизни деньги. И вдруг – самоубийство. Мне кажется, причина была в чем-то другом.

- А как вы оцениваете сегодняшнее авангардное искусство?

- Если судить по нашумевшим именам, громким выставкам, то мне положение вещей кажется ужасным. Это деградация. Я наслышан, как у нас в стране это продвигается, знаю, как это происходит в Европе, поэтому даже не хочу тратить на это время и силы. Сегодня в художники вдруг записывают, например, Pussy Riot. В живописи звездой может стать автор некрашеного холста, разрезанного ножами.

- Сегодня нередко говорят о том, что художники теряют зрителя…

- Думаю, это не про Петербург. В этом городе всегда большой интерес и потребность в живописи, что меня не перестает удивлять. Бывает, размещаешь картину в Интернете, люди реагируют, спорят, что-то доказывают. Недавно искусствовед из Екатеринбурга написала мне об использовании моей работы на конференции по экуменизму. Она консультировалась со мной. И такие случаи происходят время от времени. Да и люди постоянно ходят на выставки. Интерес сохраняется.

- А чего, на ваш взгляд, Петербургу не хватает?

- Если говорить об искусстве, то не хватает начального художественного образования. В России все говорят о важности развития детско-юношеского спорта, но в искусстве – то же самое. Мне кажется, не в полном объеме раскрываются новые технологии в этой сфере. Школы, в которых я бывал, работают по старинке, оснащены только советской техникой. Хотя не исключаю, что есть некое развитие. Есть удачные примеры образовательных курсов, лекции, акции в «Эрмитаже» или в «Русском музее». Но для пятимиллионного города это - капля в море.

"Возмущения континуума на Фонтанке", 2012 г.

Беседовала Полина Быковских