Распродажа детей

Прошел почти год с момента принятия пресловутого закона «Димы Яковлева». Этот документ стал своеобразной лакмусовой бумажкой ситуации с социальным сиротством в России, а также точкой отсчета для действий политиков и чиновников, пообещавших, что теперь-то «назло Америке» мы будем жить хорошо. Они уверяли, что отныне каждая сирота в нашей стране сможет найти российскую, а не американскую семью. О том, что произошло за год, о самом болезненном и насущном в этой больной «детской» теме рассуждали профессионалы за круглым столом в «Росбалте» в рамках проекта «Семейная ценность».

«Сейчас впервые за много лет в наших домах ребенка есть свободные места. Это означает, что в учреждениях системы Минздрава ситуация все-таки несколько изменилась в лучшую сторону. Однако следует иметь в виду, что в нашем доме ребенка из 73 воспитанников 43,1% - это дети с инвалидностью, зачастую — крайне тяжелой. И таких детей уже вряд ли кто-то возьмет», - рассказала главный врач петербургского дома ребенка №13 Наталья Никифорова.

В 13-м доме ребенка содержатся дети от рождения до 4 лет. Каждый третий — очень тяжело больной малыш. Именно здесь так и остался без своих потенциальных американских родителей маленький Николас — ребенок-«бабочка», мальчик с тяжелейшим диагнозом «буллезный эпидермолиз», причем выраженном в одной из самых тяжелых форм. Его хотели взять в семью граждане из США, имеющие опыт выхаживания таких детей. Но запрет на усыновление американцами не позволил этого сделать. «Синдром бабочки» не лечится, а одно только поддержание более-менее сносного состояния маленького Николаса обходится в более чем 110 тысяч рублей ежемесячно — при самых скромных тратах.

Наталия Никифорова за своих детей бьется. Именно бьется, не боясь навлечь гнев руководства или испортить карьеру. Как она говорит, «устала бояться». Ее главная цель — добиться воплощения своей основной идеи: создания в сиротском учреждении максимально семейной атмосферы и (параллельно) максимально возможного устройства всех малышей к родителям. Любым — нашим или иностранным.

«Концепция у нас одна — ребенок должен быть в семье, он имеет на это право. Но если в данный момент это невозможно, то необходимо создать для уже преданного ребенка максимально щадящую атмосферу. У нас в доме ребенка никогда не бывает в группе больше шести детей. У нас никогда детей и персонал не переводят из группы в группу. Это сохраняет им психическое здоровье, создавая видимость семьи, одних и тех же людей в окружении. Но понятно, что альтернативы настоящей семье не существует», - говорит главный врач.

По словам экспертов, сейчас «наверху» все-таки возникает некое понимание ситуации с сиротством, есть позитивные изменения в структуре, философии работы сиротских учреждений. Однако, по словам Никифоровой и многих коллег-правозащитников, необходимо сделать главное — отменить тайну усыновления.

«Тайна усыновления осталась только в России. Видимо, чиновникам или политикам выгодно, ведь это — прекрасная возможность для манипуляции цифрами. У нас нет и не будет точной статистики по усыновленным детям, потому что есть эта тайна усыновления. И получается, что взявшие ребенка люди перемещаются из региона в регион, но приемные дети нигде не регистрируются. И их спокойно можно отдать в интернат, или сделать еще бог знает что! Мы не можем контролировать и отслеживать судьбы наших детей. Иногда, спустя 10 или 20 лет, мы узнаем о крайне тяжело сложившихся судьбах воспитанников», - огорчается Наталья Никифорова.

С ней солидарна правозащитник, экс-депутат Заксобрания Петербурга, в свое время весьма успешно курировавшая социальную сферу, Наталия Евдокимова. «С тайной усыновления вначале вроде бы была красивая идея: чтобы, дескать, ребенок ничего не знал, и не было травмы. Но сейчас эта норма — атавизм. Она ведет к еще более тяжелым психологическим травмам, возвратам детей и даже смертям. Во всех странах дети знают о том, кто их родители, и успевают подготовиться», - считает Наталия Евдокимова.

По мнению экспертов, последний год обнажил еще одну крайне болезненную проблему — возвраты детей в детдома и дома ребенка. При этом специалисты утверждают, что нет реальной статистики возвратов «непонравившихся» или «неподошедших» детей. Однако, по данным петербургских специалистов, сейчас процент возврата детей составляет 50-70%. И это катастрофа. Кстати, в советские времена от уже усыновленных или опекаемых детей отказывались не более двух десятков родителей… в год.

«Ребенок, уже однажды получивший тяжелейший жизненный опыт от потери собственных родителей, оказывается предан еще раз, - говорит Никифорова. - Наши исследования, проводимые на протяжении более двух десятков лет, доказывают: первые три года жизнь ребенка в новой семье складывается более-менее удачно. Кризис начинается спустя эти три года, часто - в подростковом возрасте. И потом мы наблюдаем псевдо-аутизм, аутоагрессию, различные формы девиантного поведения. Многие в такой ситуации любят ссылаться на генетику — дескать, гены. Гены процентов на 90 влияют на интеллект, но тут мы говорим о психическом здоровье. Исследования показывают, что если ребенок пребывает в сиротском учреждении без семьи более 18 месяцев, это откладывает отпечаток на всю жизнь».

Наталья Евдокимова убеждена, что чем раньше происходит вмешательство в жизнь брошенного малыша заинтересованных, любящих людей, тем здоровее и сохраннее будет его психика. Но необходимо также и работать с семьей. И не только приемной, но и, в первую очередь, с родной — чтобы в принципе не было отказов от ребенка.

«Почему никто не говорит о сохранении семьи? Почему с ней не работают? Никого не интересует, почему семья асоциальная. Необходимо создавать эпикриз семьи. И именно государство должно этим заниматься», - считает правозащитник.

По словам специалистов, большинство взрослых предпочитает брать детей под опеку — это, как ни цинично звучит, выгоднее. И в материальном плане, и в дальнейшей жизни. Опекунам - больше денег, опекаемым — меньше прав. Усыновленный ребенок автоматически приравнивается в статусе к родному со всеми правами и обязанностями, включая наследство или содержание. Опекаемый, теоретически, с 18 лет становится как бы чужим. Зато до 18 лет опекуны могут вполне пользоваться предоставляемыми льготами и выплатами. Что сейчас охотно делается во многих регионах России.

«Да, на волне «антимагнитского» закона некоторые вполне успешно делают на сиротах деньги. Под опеку взять проще, чем усыновить - обязанностей почти никаких, ответственность тоже небольшая. Опеку и снять легче, если ребенок «не подошел». Так и хочется сказать «по цвету, размеру, фасону», - говорит специалист органов опеки, попросившая не называть свое имя. - В России есть регионы (преимущественно южные), где целые семьи живут за счет опекаемых сирот, которые, помимо принесенных денег, выполняют фактически функции маленьких рабов».

Никифорова рассказывает о 4-летней девочке, от которой сначала отказались родители-наркоманы, а потом повторно предала опекун. Женщина, «сдавая» малышку в дом ребенка, просто сказала, что девочка ей не подошла, потому что «она требовала маму с бусиками». И эта «мама» не смогла договориться с 4-летней девочкой. Сейчас ребенок находится в крайне тяжелом состоянии, врачи опасаются за ее психическое здоровье.

В настоящее время заметна и другая тенденция — во многих регионах России суды практически прекратили лишать прав нерадивых родителей, не исполняющих свои обязанности по воспитанию детей. По мнению экспертов, это зачастую делается «для галочки», в угоду чиновникам и политикам, желающим отчитаться, что в семейной политике все гладко, и надо закрывать детские дома. Кроме того, идет политическое давление на социальные службы, которых фактически вынуждают держать ребенка в неблагополучной семье «до последнего».

«Чтобы ребенка забрать у асоциальных родителей, зачастую необходимо вмешательство полиции, - уверяет Наталья Никифорова. - Суды даже в тяжелых семейных ситуациях дают сроки «на исправление», не понимая, как живет ребенок».

Специалисты уверены, что нынешняя ситуация обусловлена социально-экономическим развитием страны. «Нельзя это стимулировать ни политическими истериками, ни демонстративными жестами. С одной стороны, наблюдается все-таки небольшая положительная динамика. У нас, например, 33% детей удалось вернуть в биологические семьи — такого не было лет 10, - поясняет главный врач 13-го дома ребенка. - Но когда чиновники говорят, что детдома — это дорого, мне хочется закричать: «Да детдома — это самый легкий и дешевый способ решения проблем в государстве"! Содержание одного ребенка в детдоме стоит больше 100 тысяч рублей в месяц, но 80% расходов — это зарплата персонала, стоимость ежедневного лечения, обучения, ухода, социальных услуг. Может ли это позволить себе одинокая мать? У нас нет инфраструктуры, способной оказать родителю адекватную помощь, нет доступности услуг».

Специалисты, работающие с сиротами последние четверть века, убеждены: должны быть созданы социально-экономические условия, дающие возможность одинокой маме выживать, не сдавая ребенка в детдом.

Марина Бойцова

Проект «Семейная ценность» реализован на средства гранта Санкт-Петербурга.