Илья Гращенков: К чему приведет пересмотр дел о реабилитации жертв репрессий

Фактически речь идет о том, чтобы прокуратура вновь начала рассматривать дела почти столетней давности (репрессии в СССР шли с 1920-х по 1950-е годы). Учитывая, что многие документы той эпохи до сих пор находятся под грифом «секретно», вероятно, есть еще много такой информации, о которой даже нынешняя власть предпочла бы не распространяться.

Отнестись к репрессиям как к некой норме все равно не получится. В стране, где родственники каждого второго так или иначе подвергались репрессиям, память о них сильна на уровне культурного кода. Красный террор, раскулачивание, ГУЛАГ, большой террор и «ежовщина», борьба с космополитизмом, депортации народов и многое другое — все эти чистки дали стране миллионы репрессированных. Согласно «Черной книге коммунизма», только в СССР — порядка 20 млн человек (больше только в Китае — 65 млн человек) .

Напомню, что с момента вступления в силу Закона РСФСР №1761-1 от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий» до 2004 года были реабилитированы свыше 630 тыс. человек. Некоторые репрессированные (например, многие руководители НКВД, лица, причастные к террору и совершившие неполитические уголовные преступления) были признаны не подлежащими реабилитации — всего было рассмотрено свыше 970 тыс. заявлений о реабилитации. Хотя, по мнению специалистов, под реабилитацию могли бы попасть до 11 млн осужденных в этот период.

При этом в 2017 году президент Путин заявил, что хоть сам он считает Сталина «сложной фигурой», нельзя «забыть все ужасы сталинизма, связанные с концлагерями и уничтожением миллионов своих соотечественников». Говорил президент и о том, что достаточно вспомнить расстрел заложников в годы гражданской войны, уничтожение целых сословий — духовенства, российского крестьянства, казачества.

Ранее Путин также говорил о репрессиях: «Для нас это особая трагедия. Масштаб ее колоссален — сосланы, уничтожены, расстреляны были десятки тысяч, миллионы человек. Причем прежде всего люди со своим собственным мнением, которые не боялись его высказывать. Уничтожались наиболее эффективные люди, цвет нации. Мы до сих пор ощущаем эту трагедию на себе. Нам надо многое сделать, чтобы это никогда не забывалось, чтобы вспоминать об этой трагедии».

А лично мне запомнился репортаж Андрея Колесникова, который описывал, как Путин впервые посетил Бутовский полигон в День Памяти жертв политических репрессий:

«Но он [Путин] остановился возле стенда, на котором было отмечено, сколько людей каждый месяц расстреливали на Бутовском стрелковом полигоне. Я, может быть, первый раз увидел растерянного президента.

— Умопомрачение какое-то, — пробормотал он.— Кажется, что это невозможно. За что?!

Он смотрел на настоятеля храма отца Кирилла и словно ждал от него ответа на свои вопросы. Казалось, Владимир Путин искренне не понимает, до какого состояния может дойти глава такого государства, которое оказалось вот и у него, Владимира Путина, в руках, чтобы творить такое. Ему, видимо, было важно это понять. Он, наверное, как-то совсем не мог представить себя в такой роли на этом месте, которое сам занимает уже столько лет, и хотел понять, что же должно было случиться с человеком, чтобы стать палачом».

Поэтому инициатива ГП по пересмотру дел кого-то из репрессированных вполне может потянуть за собой шлейф новых разбирательств, которые вновь всколыхнут эти пережитые, но не пройденные страной годы. Такими темпами вполне могут выписать из жертв и тех «предателей» из числа простых рабочих и крестьян, которых расстреливали на том же Бутовском полигоне за якобы антивоенную пропаганду, но на самом деле — просто за критику советской власти от людей, боявшихся смерти и в сердцах проклинавших войну. Таких как раз большинство, и их семьи уже пережили многолетнее унижение, нося клеймо чесиров (ЧСИР).

Илья Гращенков, политолог