Илья Гращенков: Счастливы ли россияне?

«Повлияла ли на настроение наших сограждан изменчивая погода или что-то другое — сказать трудно», — по-иезуитски обтекаемо сообщают социологи.

При этом они приводят статистику, начиная аж с 1990 года, когда счастливыми себя ощущали только 17% опрошенных. Это интересно, так как и в 90-х, и сейчас мы наблюдаем такой радикальный опыт, как смена нравственных и жизненных ориентиров. И если к развалу СССР население было в целом подготовлено, но все же было неприятно удивлено гайдаровской «шоковой терапией» и молниеносным образованием рыночных (а вкупе с ними и бандитских) отношений, то сегодняшние ориентиры кажутся неоднозначными — как двойные послания.

Вот жили люди с мыслью о том, что надо бы возделывать свой сад, растить детей, обустраивать дом. Ходили в рестораны, кино и театры, ездили отдыхать в другие страны. И вдруг появляется нарратив, что потребление — это зло, а старые духовные ориентиры — вражеские. Теперь ничего этого не будет, а что будет — непонятно. У вас в голове неправильная картина мира. Какая правильная — мы тоже не скажем, но потом сами все увидите.

Такой подход точно не делает людей счастливыми. Проблема в том, что власть и народ в последние годы жили в разных реальностях, которые, по замыслу начальства, не должны были пересекаться. Одни играют в геополитические шашки, другие выживают на не всегда хорошо обустроенной территории, да еще и с непонятными правилами игры. Почему простая человеческая мечта — хорошо пожить — оказалась плохой? Ценностные ориентиры до сих пор выражены в желании людей обустроить свой быть и создать финансовую опору для семьи. И вроде бы новую социалистическую революцию никто не провозглашал, за окном все те же капитализм, рынок, демократия, что и в «несчастные 90-е».

Деполитизация последних лет была частью взаимного «пакта о ненападении» между властью и населением. За последние годы эти отношения резко поменялись — вмешиваться в личную жизнь каждого стало новым трендом. Люди же, в свою очередь, стали интересоваться, кто и зачем принимает решения, напрямую затрагивающие их самих. Но четких ответов на популярный вопрос-мем «А что случилось?» получить так и не удалось. Логично было бы предположить, что именно в этой временной точке и должна начаться та самая политизация населения — как поиск ответа на острые вопросы.

Искать же ответы придется тем, кто остается в стране и намерен продолжить движение к простому человеческому счастью даже вопреки политике властей. Пока еще деполитизированная часть граждан живет в надежде на то, что у начальства есть свой хитрый план™, — это фундамент веры для многих, кто не готов к каким-то менее утешительным выводам. При высоком чувстве патриотизма и низкой базе реального благополучия многим остается лишь верить в чудо.

Правда, в стране ведь очень много совсем бедных людей. В кино и рестораны они не ходили, а чужое счастье было для них болью несправедливости. Нищему пожар не страшен, как говорил старик Адамыч из «Старого Нового года». Ему хоть геополитика, хоть борщевой набор — все в радость, он — всегда верный союзник в любых авантюрах. Может, такой Адамыч всегда счастлив, во все времена?

Илья Гращенков, политолог