Запрет никабов в России восходит к опыту правительств различных стран — как европейских (Франция, Бельгия, Нидерланды, Австрия и др.), так и арабских (в Алжире женщинам запрещено носить никаб на работе, в Тунисе не разрешается носить никаб в государственных учреждениях). Там это прежде всего связано с политикой идентичности.
Бывший президент Франции Николя Саркози — главный инициатор принятия закона о запрете никабов, ставшего ориентиром для ряда других стран, — заявлял, что эта одежда несовместима с идеей интеграции и светским характером французского государства. «Скрывать свое лицо — значит нарушать минимальные нормы жизни в обществе. Люди, которых это касается, ставят себя в отчужденное или подчиненное положение, что несовместимо с принципами свободы, равенства и уважения к достоинству человека, утверждаемыми Французской республикой. Республика живет с открытым лицом», — говорится в преамбуле французского закона.
Требования запрета никабов также связаны с проблемой безопасности. Если нельзя идентифицировать человека, это повышает риски того, что никабом может воспользоваться террорист. Как это происходит, показано в одном из архетипических советских фильмов «Белое солнце пустыни» («Гюльчатай, открой личико»).
Крупнейшие исламские богословы говорят, что никаб не является обязательным атрибутом мусульманки. Они считают, что для того, чтобы женщина выглядела скромно — как этого требует Коран, — достаточно ношения хиджаба (платка). Один из ведущих суннитских богословов, глава египетского религиозного университета Аль-Азхар Мохаммед Тантави в октябре 2009 года даже издал фетву (предписание), запрещающую мусульманкам Египта носить никаб. Тантави заявил тогда, что традиция ношения никаба «не имеет ничего общего с исламом и предписываемыми им религиозными обязанностями». Впрочем, такая жесткая позиция встретила резкое неприятие со стороны ряда египетских богословов, которые считали, что ношение никаба должно быть не предметом регулирования, а личным решением человека. Но и они не настаивали на обязательности никаба для мусульманки.
Таким образом дискуссия идет о том, могут ли исламские деятели запрещать никаб — и позиция муфтията Дагестана выглядит попыткой найти компромисс в условиях, когда светские власти заинтересованы в запрете никабов, а у религиозных деятелей нет консенсуса. Именно поэтому муфтият посчитал, что «в определенных ситуациях из соображений безопасности может быть введен локальный запрет на ношение никаба, поскольку безопасности общества в исламе отводится первостепенное значение», а муфтий республики Ахмад Абдулаев объявил «о временном запрете» ношения никабов. То есть речь идет не о запрете никаба в принципе, а о локальном решении, обусловленном не религиозными основаниями, а светской темой безопасности.
Нынешняя российская кампания против никабов отличается важной особенностью. Обычно борьба с никабами — это составная часть курса на модернизацию общества, что свойственно как европейским, так и некоторым арабским странам. В современной России, напротив, активно продвигаются традиционные ценности, в том числе в семейной сфере — а запрет никабов связан не с модернизацией, а с широко понимаемыми вопросами безопасности. Речь идет как об опасениях использования никаба террористами, так и с очередным стремлением разделить ислам на «традиционный» для России и «нетрадиционный», то есть неприемлемый. И официально поддерживая первый (в котором никаб необязателен), попытаться вытеснить второй, с которым связывается политический радикализм и, как следствие, террористическая угроза. Никаб является индикатором «нетрадиционности».
Проблема заключается в том, что речь идет прежде всего о борьбе идей — а в ней административные запреты не обеспечивают успеха. Можно в связи с этим вспомнить, что противодействие «нетрадиционному» исламу в России происходит уже в течение десятилетий — и началось в то время, когда некоторые нынешние его адепты еще не родились.
Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co