Голосование на финише: блины, очереди и… кабачки

Утром на избирательном участке общаюсь с наблюдателями — их тут больше, чем членов комиссии.

— Вы откуда? — спрашиваю у девушки.

— Ой, а я не знаю точно… Я в резерве была.

Беру в свои руки ситуацию и бейджик барышни — на нем написано, что наблюдает она от ЛДПР.

— Да, точно, я никак не могла вспомнить партию, в которой мой молодой человек. Он наблюдает в другом районе — там все попроще и побыстрее, а меня сюда отправил.

Наблюдатели сидят спокойно. Нажимают кнопочки в мобильном приложении, отмечаются каждые три часа, что никуда с участка не делись. Активничает только товарищ в роли наблюдателя от КПРФ.

— Ты коммунист? — спрашиваю у него.

— Нет, я учусь, и каждый год я на выборах от разных партий — чтоб узнать больше и продолжать ощущать себя независимым.

Парень не просто отлично знает все нюансы, которые вводятся на выборах год от года. Он даже помнит, когда именно какие правила менялись — и легко сравнивает это с выборной практикой разных стран. Показывал мне в своем телефоне, как выглядели, например, бюллетени на прошлогодних выборах турецкого президента — там ставят не галочки, а печать в нужный кружочек. При этом под каждой фамилией — фотография кандидата. Эрдоган на недавних выборах разместил свое фото в куда более молодые годы. Конкуренты — его ровесники — были с фото сегодняшними. Такой вот административный ресурс.

Одни наблюдатели ведут себя тихо (коллега сбоку от меня так и вовсе начал похрапывать, в связи с чем голосующий дедуля потребовал удалить его с участка — мол, мешает свободному волеизъявлению, но закон храпеть наблюдателю не запрещает), другие все три дня генерируют жалобы. Были ли опечатаны на ночь другие двери в школе? Нам не показали! Щели в урне для голосования отсутствуют? Покажите нам! Почему вы не объясняете избирателям, что они могут выбрать между ТЭГом и бумажными бюллетенями?

— А вы каждый год ходите наблюдателем? — поинтересовались у меня коллеги по наблюдательскому цеху. Узнав, что всего во второй раз, потеряли было ко мне всякий интерес. Но тут я вырулил и снова оказался в центре внимания — рассказал, как в 1993-м ходил с урной по студенческому общежитию в Тропареве и обеспечивал тем самым явку населения на референдуме за новую Конституцию.

Строго говоря, у меня действительно богатая и разнообразная история взаимоотношений с выборами. В 1993 году, когда впервые выбирали Думу и голосовали за новую Конституцию, я был аспирантом, то есть человеком подневольным. Когда завкафедрой, он же председатель комиссии, отправил меня с переносным ящиком в студенческую и аспирантскую общагу по соседству с напутствием: «Без стопроцентного результата за конституцию не возвращайся!», я воспринял это как приказ и обходил этажи с боевым настроем. «Почему вопреки указанию ректора не на участке?» — за недолгое время преподавания у меня уже выработалось интонация, не допускающая возражений и просьб о пощаде. Предложение проголосовать прямо сейчас не сильно одетые люди (это ж вечер воскресенья, все лежат и смотрят телевизор) воспринимали как благо и потому расписывались, практически не глядя и не задавая вопросов. Было в ту романтическую эпоху на участке весело и пьяно. Сдвинули столы со следами пролитого игристого — и выгрузили прямо на них бюллетени из урны. Листочки с волеизъявлением быстро становились липкими.

В 1997 и 1999 годах я, осмелев и разобравшись, уже сам выбирался в районные советники (так недолгое время тогда именовали муниципальных депутатов). Увы, в одном из случаев узнал, что такое гримасы демократического волеизъявления: набрал 17% (вполне себе проходные), но «против всех» было 18%, что опустило шлагбаум перед моими депутатскими планами.

В 2003, 2004, 2007 годах освещал ночь подсчета голосов в Центризбиркоме для радио. Почему-то запомнились бутерброды с хорошей рыбой и глава ЦИК Вешняков, интонация которого не менялась, о чем бы он ни говорил. В общем, опуская ненужные детали, не хватало в моей биографии только одного статуса — наблюдателя.

Если уж выбрал этот путь, то надо пройти его до конца. В том числе испытать на себе поход по 18 избирателям, которые голосовали на дому. Сейчас есть возможность выбрать между обычной переносной урной, куда ты бросишь традиционные бюллетени, и переносным чемоданчиком для электронного голосования — все 18 заказали урну.

Один надомник голосовать отказывался — он, дескать, и не собирался, но настояла соцработник. В итоге расписался и бюллетень взял, но бросил пустым — потом его автоматически сочтут недействительными.

Некоторые избиратели были недовольны тем, что пришло так много народу: «Я девочку с урной звал! А вас четверо». Действительно, в каждую квартиру входили по 4 человека: по два члена УИК и по два наблюдателя. Полицейский рекомендовал еще взять дружинника, но в таком составе не везде поместишься.

Другие граждане возмущалась, почему это женщины несут урну, а молодые люди просто топчутся.

— А вы чего стоите?

— Мы наблюдаем, — честно отвечали наблюдатели.

— Я вижу, как вы наблюдаете. Урну возьмите у девочки.

— По закону брать не положено.

Девочка, кстати, — старший матрос, трудится в штабе воинской части. Я три дня стеснялся спросить, почему ходят люди с Андреевскими флагами на рукаве, откуда тут в таком количестве матросы. Знаю в окрестностях только Черневские пруды, но они уж точно не судоходные. Узнал для себя, что находящийся по соседству аэропорт «Остафьево» обслуживает среди прочего транспортную авиацию Черноморского флота. Так что, не покидая бутовско-щербинские края, можно чувствовать себя отважным моряком.

«Уставшие, но довольные возвращались пионеры в лагерь», — вспомнилась фраза из школьного учебника по русскому языку, когда я с пакетами яблок и кабачков, полученных от избирателей-надомников, шел в здание школы после трехчасового броска по окрестным улицам с яркими именами: Авиаторов, Космонавтов, Флотская.

Днем отлучился проголосовать на свой участок — хотелось это сделать по старинке, с бумажным бюллетенем. Очередь на вход в здание оказалась весьма внушительной.

Но объяснить ее оппозиционными настроениями не возьмусь — слишком уж долго и тщательно полицейские осматривали сумки и карманы, поэтому толчеи на самом участке уже не было.

В Общественном штабе по контролю за выборами (о нем я подробно рассказывал здесь) толком уже ничего нового не происходило. Политический бомонд съезжался под вечер. Уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова расхваливала зеленое растительное панно.

— Это из живых растений? — спросила она у главы штаба Вадима Ковалева.

— Конечно! — Вадим Юрьевич явно над этим не задумывался, но с детства приучен не спорить со взрослыми.

— Как же вы это поливаете?

Тут даже мягкий и воспитанный глава штаба не смог поддержать разговор.

О задержаниях на участках (иногда полицейские чересчур внимательно наблюдали за процессом заполнения бюллетеней, по сути, нарушая принципы тайного голосования, одного из избирателей якобы задержали за испорченный бюллетень, а в Казани просто не давали проголосовать тем, кто пришел в полдень) никто уже и не вспоминал — наметившаяся вчера атмосфера праздника не просто не улетучилась, а заполняла собой все пространство. Даже сотрудники службы безопасности, проверяющие входящих, тут же приветливо им предлагали отведать масленичных блинов, выставленных практически рядом с рамками.

И только на участке, куда вернулся под вечер, все скучали, глядя на часы. «В 20 часов начнется движуха», — предвкушали перемену декораций сотрудники избиркома и наблюдатели. И это было похоже на ожидание доброй деревенской свадьбы: сейчас начнут сдвигаться столы и появятся на них соленые хрустящие огурчики да помидорчики, а мы пока ждем, топчемся в предбанничке.

И вот наступает та самая движуха — столы сдвинуты, неиспользованные бюллетени порезаны ножницами, урны и сейф-пакеты (где хранятся бюллетени за предыдущие дни) вскрыты. Начали считать.

Николай Яременко