Главный редактор ИА «РосБалт» всегда думал, что может сверх своего обычного функционала написать только что-то в жанре «Как я редактировал сельскохозяйственную газету» (по примеру Марка Твена) — мол, чего только редактировать ни приходилось и о чем только ни писал на протяжении журналистской карьеры своей. Но сегодняшний опыт оказался совсем неожиданным — главред утверждает, что теперь оставил свой золотой след… в истории киноискусства.
У каждого есть мечта. Иногда она реализуется, иногда нет. С набором жизненных лет иногда детские мечты забываются, но ведь психологи говорят, что иногда это приводит к серьезным комплексам, о природе которых уже взрослый человек не задумывается.
Моей детской мечтой было сняться в кино. Представлял, как снимусь, например, в «Ералаше». Никому рассказывать не буду, а потом мы пойдем всем классом на какой-нибудь сеанс в воскресенье (мы тогда так часто ходили в кинотеатр под горделивым именем «Комсомолец») — и вот перед кино нам покажут свежий «Ералаш». Сначала в титрах там будут написаны мои имя и фамилия — одноклассники будет посмеиваться, а потом у них отпадет челюсть, ведь на экране они увидят меня. Что будет дальше, я не проговаривал себе. Но, разумеется, отличницы из класса будут просить проводить их до дома, хулиганы перестанут обижать, а учительницы при выставлении четвертных оценок, выбирая между 3 и 4, будут непроизвольно натягивать на 5.
Годы шли — «Ералаша» не случилось. Да и не могло случиться. Потому что я ничего для этого и не делал. Но ровесник, сосед по даче — словно мне назло — снялся в нескольких ералашных выпусках. Чтобы не показывать, как я задет, я объяснил сам себе: «Ералаш» — это малая форма. Ну, «Фитиль», короткометражка. В золотой фонд мирового киноискусства не войдет. Жду, мол, серьезных предложений, на ерунду не размениваюсь. Сейчас понимаю: сколько ж в 1990-е и в «нулевые» годы прошло мимо меня людей из кино во время интервью, которые я брал в радиоэфире. Подошел бы к Эльдару Рязанову после интервью и сказал бы: «А знаете что, Эльдар Александрович, у меня есть идея…» Шутил бы, втирался б в доверие — так, глядишь, успел бы снять Рязанов еще один шедевр в своей творческой биографии. Но я стеснялся.
Стеснялся и когда брал (не раз) интервью у Никиты Михалкова. Глядишь, стал бы у него звездой, не стал бы талант свой Никита Сергеевич разбесогонивать.
Несколько лет назад познакомился с кинорежиссером Марией Маханько — она сейчас активно снимает телесериалы, а тогда только входила во вкус. Она решила посмотреть для начала, как я комментирую футбол в «Пивной 01» у метро «Университет» (мне кажется, сейчас такой и нет в природе давно) — свинтила почему-то после первого тайма, и о моей кинокарьере мы больше не общались.
И вот в тот момент, когда о своей детской мечте я начисто стал забывать, запоздалый ангел пролетел мимо. Звонит в минувшее воскресенье Олег Капанец, большой продюсер, автор легендарного фильма «Лев Яшин. Вратарь моей мечты»:
«Николай Николаевич, вам надо готовиться к большим ролям. Потому что звездный час ваш уже наступает. Я утвердил вас в фильме „Бобров“ на роль инструктора ЦК КПСС товарища Немешаева. Снимаемся во вторник в ледовом дворце „Сокольники“.
И закружил меня фестивальный хоровод. Звонила костюмер, выясняла размер моей обуви (я ж играю героя из 1974 года — значит, будут ретроботинки), размер ворота рубашки, размер костюма. Звонила второй режиссер, высылала сценарий. Я уже видел, как мне вручают «Оскара» за лучшую роль второго плана. На худой конец — государственную премию в области киноискусства.
Роль небольшая, но драматичная. Вся сцена — 30 секунд. Сборная СССР по хоккею, опустив головы, входит в раздевалку. Тренер Бобров похлопывает их по плечу. А мой герой начинает распекать мастеров шайбы: как можно было проиграть 2:7? Да еще кому! Чехам! Всего-навсего спустя шесть лет после «пражской весны»! И с осознанием своей правоты и непогрешимости — партия не может же ошибаться! — распекает тренера: «А вам бы, Всеволод Михайлович, команду научиться тренировать!» Бобров дважды посылает меня на хрен и, наконец, выпихивает из раздевалки.
Никогда еще в моей жизни не посылали меня дважды на хрен за короткие 30 секунд! Но это в сценарии. С учетом репетиций и многочисленных дублей повторилось это несколько десятков раз.
«Вы не так сильно вытолкнули инструктора», — говорит режиссер Боброву.
В следующем дубле меня выталкивают сильнее.
«Вот! Сейчас вы вытолкнули много лучше. И хлопанье двери поставило блестящую точку в этой сцене. Но почему вы так мало сопротивлялись?» — это уже в мой адрес.
Дальше я сопротивлялся, меня выталкивали в коридор все драматургичнее. И звенело в тишине эхо от бобровского крика «Пошел на хрен!» Дети, которые занимаются на катке фигурным катанием, из дальней части коридора с интересом наблюдали, а мамочки, поначалу внимательно перешептывающиеся друг с другом по моему поводу: «А что это за актер такой? Не узнаю…» — уже потеряли всякий интерес. Если человека выталкивают раз в двадцатый за дверь с грозными окриками — внимания молодых мамочек он точно не заслуживает.
Режиссер, совершенно потрясающий молодой человек по имени Егор — из актеров. Он проживал и объяснял роль каждому. Молчаливым хоккеистам — «Вы устали, но в вашем взгляде нет обреченности, вы верите вашему тренеру». Инструктору — «Вы вбегаете быстрее, чем хоккеисты, потому что вас распирает, сейчас будет ваш звездный час. Вы научите хоккеистов родину любить!» Казалось, что сейчас режиссер превратится и в клюшку, и в лезвие конька, и в куртку на вешалке — он ликовал, грустил, сопереживал.
Наконец, последний дубль. У нас уже все получается: и интонации, и текст. Осталось только убедительно вытолкнуть меня за дверь. Бобров вошел в раж — хлопает мной по двери (я помню, что отворачиваться от камеры не должен, поэтому обращен к двери спиной), а дверь какая-то гадина с той стороны не просто прикрыла, а захлопнула. Трещит по швам костюм, отрываются пуговицы, а ретроботинки совсем не слушаются. И в полуоткрытую наконец-то дверь я лечу уже чуть не плашмя.
«Вот! Теперь то, что надо!» — довольно кричит режиссер. «И лицо у инструктора вышло реально испуганное»…
Думаю: может, оно и хорошо, что я в кино особенно не рвался раньше?
Николай Яременко