Илья Гращенков: Кино как своеобразный манифест действующей власти

Сериал вышел вовремя: в мире опять косплеят холодную войну, а все нынешние руководители — выходцы из структур, которые в ней как раз участвовали (а некоторые непосредственно в том самом ГДР, который был на острие этой борьбы). В каком-то смысле сериал препарирует картину мира этих людей. Как это уже не раз было в истории. Для поколения Сталина был важен контекст революции (член партии с 1917 года) — и про это снимали фильмы, для поколения Брежнева — контекст ВОВ, для нынешнего — холодной войны.

Поэтому ГДР — это важная часть дискурса того поколения, к которому можно отнести Путина, Чемезова и многих других. Сериал в этом смысле снят с подчеркнутой любовью к антуражу того времени. Может быть, не всегда и не совсем исторично, но атмосферно, что гораздо важнее.

Поскольку повествование идет сразу в нескольких пространствах, есть еще и взгляд на функционеров того времени: Горбачева, Яковлева, Язова. Тут видно, что эти исторические персонажи проработаны не столько изнутри (как близкие сердцу нынешних элит шпионы-интеллектуалы), сколько с их фасадно-политической стороны. Горбачев — робкий подкаблучник, за которого жена решает, что он будет есть на обед. Яковлев традиционно показан агентом влияния. Хотя я начинал свою трудовую деятельность в Фонде Александра Николаевича, хорошо его знал и как раз считаю, что и он, и Горбачев — личности несравненно более глубокие, чем принято представлять сегодня. Но на эту тему есть другой хороший фильм — «Дикий, дикий пляж».

Вообще, тема краха Союза в сериале мейнстримная. Здесь Горбачева пытаются показать неуверенным и наивным, да еще и ведомым женой, что создает, на мой взгляд, весьма ошибочное впечатление. Горбачев не хотел развала Советов, но хотел нового большого союза с Европой. И ГДР — это был такой прототип СССР 2.0, заложниками образа которого остаются и нынешние элиты, которые хотели бы видеть РФ как раз не «совком», а той самой Германской Демократической Республикой. Где все получше, посвободнее, но все — под контролем. Это и есть главный месседж фильма и ресентимент по поводу той эпохи. Ведь нынешние элиты на тот момент — самые простые капитаны и майоры, пьющие пиво и радующиеся червонцу, выданному на спецзадание в валютном ресторане.

Кстати, в фильме есть один из ключевых образов — когда после разрушения Берлинской стены немцы начали громить отделения штази. И это исторический факт, что тогда успокоить толпу вышел некий офицер, сказав: «Стены больше нет, это добрая воля СССР и лично товарища Горбачева, но это не значит, что нужно сюда врываться и все тут громить». Не секрет, что этим офицером был Владимир Путин, однако работавшие тогда в ГДР сотрудники разведки рассказывают, что в жизни все было еще жестче.

В любом случае тогда молодые сотрудники КГБ были как бы на другой стороне от номенклатурных политиков, внутренне переживая решения КПСС о самораспаде, но беспрекословно выполняя их. Сегодняшняя политика Путина по «сбору земель» — это как раз рефлексия на решения того времени.

В общем, «ГДР» — это сейчас своеобразный манифест действующей власти. В нем говорится о некотором основании современной политики. О том, как молодые офицеры теряли родину, но выполняли приказ. Сейчас во всем мире политики, которые уже сами в возрасте, поддерживают такое кино. Тот же «Оппенгеймер» — своеобразное обоснование для таких же американских политиков, в числе которых и Байден (заставший холодную войну уже в статусе немолодого сенатора), объясняющих свои чувства и страхи начавшейся «ядерной гонкой» вооружений и ростом советского влияния.

Нам, поколению 30-40-летних, выросших в эпоху глобального политического потепления (после холодной войны), все эти переживания совсем не были очевидны. И поэтому «ГДР» — это попытка диалога между тем поколением и нынешнем, тем более что власть по-прежнему в их руках. Но они очень хотели бы объясниться, как-то по-отечески, что ли.

Илья Гращенков, политолог