Александр Сайгин: Вопрос расприватизации становится все острее

В последние пару недель все чаще читаю о деприватизации. Решил немного разобраться в происходящем. Небольшой ликбез по итогам чтения научных статей и СМИ.

1. Деприватизация — это добровольная передача приватизированной ранее у государства или муниципалитета собственности в собственность государства или муниципалитета.

2. Расприватизация — это признание договора приватизации имущества по решению суда незаконным и принудительное возвращение в государственную собственность.

3. Реприватизация — процесс, обратный приватизации, который заключается в повторной приватизации после возвращения в государственную собственность ранее приватизированного объекта по деприватизации и расприватизации.

4. Национализация — процесс обращения частной собственности юридических лиц и граждан в государственную и муниципальную собственность с возмещением стоимости этого имущества и других убытков согласно закону.

Закона о национализации в России нет, хотя обсуждение его идет кулуарно второй год. Почему нет закона? Потому что там появятся правовые основания для компенсации отчужденного не только иностранным владельцам, но и тем, у кого сейчас отбирают имущество по расприватизации. Самое интересное, что и закона о расприватизации в стране нет, поэтому используются разные обходные пути. Еще интереснее, что нет законов о реприватизации и деприватизации.

Повторюсь, деприватизация — это добровольная передача приватизированного имущества. В России она идет не добровольно, потому говорить о деприватизации некорректно.

Еще момент. Есть правовые основания для всех четырех явлений в международном праве. Но у нас с 2020 года международное право больше не в приоритете, потому ссылаться на него бесполезно. Равно как и пытаться на его основе конструировать соответствующие законы. Есть традиция национализации согласно декрету «О земле» 1917 года, но он нарушает сразу ряд международный правовых положений (хотя кого это интересует). При этом отсылок к нему фактически тоже нет, но присутствует его дух (потому что нет возможности оспорить подобные решения на основании действующих законов).

Резюме: вопрос расприватизации становится все острее. Исков не так, чтобы очень много (Бовт насчитал около 55), но это те, где есть хоть намеки на эти термины, а имущества, приватизированного в 90-е годы по федеральным распоряжениям о приватизации, свыше сотни тысяч.

При этом у государства при всем многообразии чиновников фактически отсутствует аппарат управления расприватизированным имуществом, поэтому для управления им на каких-то неведомых основаниях привлекаются неведомые управляющие. Или же это имущество будет заново включено в планы приватизации. Но будет это лет через пять, не ранее.

С учетом того, как расприватизация проводится сейчас, новые собственники заново приватизированного имущества не будут иметь мотивации к его модернизации или поддержанию работоспособного состояния. Вся задача будет в максимизации извлечения прибыли из того, что досталось, пока не будет произведена очередная расприватизация.

В подобной ситуации интерес к инвестициям в российские частные предприятия у инвесторов из «дружественных» стран пропадает сам собой. Раз нет четких рамок и правил игры, то под ударом может оказаться любое юридическое лицо. В таком случае никаких гарантий защиты частных инвестиций быть не может. А раз нет гарантий, то нет и интереса к инвестированию.

Таким образом, новый необходимый виток модернизации производств придется делать только на собственных ресурсах и собственном капитале, коего в России всегда наблюдался хронический дефицит.

Александр Сайгин, политолог