Коллеги подняли важную тему по поводу статуса иноагента. Многие ли сейчас помнят, что при введении этого понятия в закон утверждалось, что никакой негативной коннотации оно не имеет. Отмечалось, что это просто калька с аналогичного американского термина. И суть первоначально была та же самая — НКО, которые занимаются политической деятельностью, всего лишь таким образом отчитываются о наличии иностранного финансирования. Никаких запретов и ограничений, просто информация. То, что в российском контексте «иноагент» звучит равнозначно «шпиону», инициаторы тогда отрицали.
В наше время для получения любым лицом статуса иноагента нужно лишь решение уполномоченных органов, без всякой связи с установленными фактами иностранного финансирования. Сам контекст официальных заявлений об этих лицах и предлагаемые ограничения уже не предполагают, что речь идет о чем-то нейтральном. Так ограничивают тех, кто что-то нарушил или чем-то может навредить.
Тем самым, закон все дальше уходит от американского первоисточника. О нем я и хотел бы рассказать.
В США лоббизм в принципе легален и не порицаем, но при этом строго прозрачен. Кто угодно имеет доступ к данным о найме лоббиста, его контактах с политиками, источниках проплаченных публикаций или средств поддержки кандидата на выборах. Сокрытие такой информации может привести к серьезному тюремному сроку.
В результате все точно знают о спорных случаях, когда условный сенатор продвигает условный закон о поддержке/ограничении добычи нефти под эгидой пользы для общества, имея при этом кучу контактов и собранных средств от компаний из отрасли ископаемой или наоборот зеленой энергетики. У общества автоматически становится меньше доверия к такому сенатору.
Иностранное финансирование и соответствующий статус для НКО, think tanks и лоббистов вписывается в ту же систему. Вы точно знаете, не получал ли вот этот аналитический центр, выступающий за поставки оружия каким-нибудь ботсванцам деньги от самой Ботсваны или американского ВПК, и в результате доверяете или нет его доводам.
В общем, речь идет о банальном отслеживании конфликта интересов. При этом иностранное финансирование не приравнивается к деньгам от властей, причем именно от властей враждебной страны. Ведь по большей части те же НКО-иноагенты по всему миру средства получают не от правительств, а от бизнеса (вплоть до пресловутого Сороса) с очень разными интересами.
И правда, согласитесь, — одно дело, когда против строительства завода в России выступают экологи, проплаченные его иностранными конкурентами, и другое — когда им перевел 100 рублей какой-нибудь сочувствующий любитель природы из Белоруссии. Или, скажем, правительство дружественной страны помогло добровольцам, которые сажают в России деревья. В текущих условиях все перечисленные случаи не только смешиваются в одном понятии, но еще и де-факто наказуемы. И уж совсем мы ничего не узнаем о случаях, когда противники завода связаны с его конкурентами внутри самой России. А ведь таких случаев может быть не меньше — и они не менее интересны и значимы.
Конечно, американская модель далека от идеала. Но в плане обоснованности и, как следствие, общественного доверия к регулированию внутреннего и иностранного лоббизма этот опыт есть смысл как минимум учитывать.
Telegram-канал «Гольфстрим»