Патриотическое обсуждение нового киноварианта «Мастера и Маргариты» напомнило о знаменитой фразе «Пастернака не читал, но осуждаю». Только с одним отличием: тогда осуждающие шли от книги к автору, а сейчас — от автора к фильму.
На самом деле, именно такой фразы не было. А было письмо старшего машиниста экскаватора Филиппа Васильцева, напечатанное в «Литературной газете» 1 ноября 1958 года: «Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. А я люблю нашу литературу — и классическую, и советскую. Люблю Александра Фадеева, люблю Николая Островского. Их произведения делают нас сильными… Много у нас хороших писателей. Это наши друзья и учителя. А кто такой Пастернак! Читателям его произведений видно, что Октябрьская революция ему не по душе. Так это же не писатель, а белогвардеец. Мы-то, советские люди, твердо знаем, что после Октябрьской революции воспрянул род людской… Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше».
При всей внешней анекдотичности этого текста он по-своему совершенно логичен. Автор письма исходит из того, что книги должны играть мобилизующую роль для людей, которые строят светлое будущее. И при этом пришел к совершенно верному заключению, что книга Пастернака, который в «Докторе Живаго» двух станов не боец, напротив, демобилизует население, сеет сомнения — а значит, опасна для рода людского. И, следовательно, писатель — белогвардеец, несмотря на его дистанцирование и от белого стана, хотя и с легкими, но опознаваемыми сигналами большего сочувствия ему (белого юношу Ранцевича спасает правильный текст 90-го псалма «во всей своей славянской подлинности», а красного телефониста не защищают искаженные «живые помощи»).
Пастернака, как писателя немобилизующего, он ранее не читал из-за ненужности (действительно, даже «Лейтенант Шмидт» неспособен кого-либо мобилизовать на борьбу за коммунизм: «Высшего нет. Я сердцем — у цели / И по пути в пустяках не увяз. / Крут был подъем, и сегодня, в сочельник, / Ошеломляюсь, остановясь»). А раз новая книга не только не мобилизует, но и откровенно демобилизует, то и читать ее не только бессмысленно, но и вредно.
Есть, конечно, личностное отличие. Пастернаку нельзя было предъявить обвинение в политической нелояльности за пределами текста романа и событий, имевших отношение к произведению. В остальном он был внешне политически лоялен. Поэтому критика романа была основанием и для личных инвектив в адрес его автора («квакающая лягушка).
Режиссер же «Мастера и Маргариты» проявил нелояльность — именно это стало триггером для реакции на фильм не смотревших его зрителей. И эта тема тоже имеет аналогию в советской истории, только несколько более поздней — хорошо известные запреты на творчество эмигрантов третьей волны, вне зависимости от степени критики ими советской власти. Хотя и здесь были нюансы: убрать книги с прилавков было легко, а вырезать Крамарова из знаменитых комедий — невозможно.
Сейчас очень трудно снять с показа фильм, который «делает кассу», достигнув 30 января уровня в 500 миллионов рублей. Причем это только после первого уик-энда и в условиях, когда его не показывали в самое благодатное время — новогодние каникулы. И получилось, что пока одни в интернете осуждают фильм, не смотря его, другие — и их много — идут в кино. И это тоже народ.
Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co