Ирина Якутенко. Почему в мире заговорили о «болезни Х»

Звонят журналисты и просят прокомментировать страшную «болезнь Х», летальность которой в 20 раз выше летальности коронавируса. Информацию о ней распространяют не просто какие-то левые твиттер-аккаунты и телеграм-каналы — болезнь собираются обсуждать в Давосе, планируются глава ВОЗ и прочие большие люди.

Если совсем в двух словах, «болезнь Х» — это условное обозначение некой возможной болезни, которая способна вызвать пандемию, подобную коронавирусной. Этот термин был введен ВОЗ в еще 2018 году и, так сказать, обновлен в 2022-м. Обсуждение «болезни Х» должно стимулировать правительства и фармкомпании более активно заниматься разработкой планов действий и мероприятий по предотвращению подобных пандемий и их последствий, потому что, как показал коронавирус, мы очень плохо к ним готовы.

И это несмотря на то, что до ковида мы были уверены: уж с пандемиями-то мы справимся играючи. Чай не в первый раз они у нас, мы так много знаем про бактерии и вирусы. Всякие умные дяди и тети в think tanks расценивали пандемический сценарий как один из наиболее мягких. И, как мы убедились, все они ошибались.

В общем-то не слишком страшный вирус — это вам не Эбола с летальностью до 90% и даже не энцефалит — привел к чудовищному количеству дополнительных смертей, к разрушительным последствиям в экономике и геополитике, к тому, что люди дополнительно утратили доверие к правительствам из-за непоследовательных и неоптимальных мер. Не говоря уже о том, что пандемия вскрыла катастрофический уровень мракобесия и невежественности — к моему видео о «болезни Х», за несколько часов настрочили сотни комментов, которые дают эффект погружения во времена пандемии, когда казалось, что вирус воздействует прежде всего на интеллектуальные способности граждан.

А ведь помимо SARS-CoV-2 у нас есть множество куда более неприятных вирусов, которые пока дают локальные вспышки, но постепенно из-за массовых миграций, изменения климата, вторжения людей в тропические леса и более частых контактов с дикими зверями, в которых порой размножаются разные веселые смертельные патогены, эти вирусы могут решить попробовать пожить в людях.

Помимо коронавируса, можно сходу назвать вирус лихорадки Западного Нила, который с 1999 года распространяется в США. Это пока тоже не такая большая проблема, но дополнительные смерти он дает, а, как вы понимаете из названия, исходно вирус этот был для американского континента в принципе нехарактерен. А уж если какой-нибудь из вирусов удачно мутирует, как сделал SARS-CoV-2, последствия могут быть куда более интересными. В списке потенциальных героев фильмов про смертельные пандемии можно назвать вирус Эбола, вирус Марбург, вирус, вызывающий лихорадку долины Рифт, геморрагическую лихорадку Крым-Конго и еще всякое по мелочи.

Но хотя про опасность этих патогенов знают все, что-то делать никто особенно не стремится. То есть что-то делают — например, от Эболы есть и экспериментальные вакцины, и попытки создавать лекарства. Однако количество денег и усилий, которые в это вкладывают, ни в какое сравнение не идет с тем, что вкладывается, например, в разработку новых лекарств от рака или от последствий того, что люди много едят и мало двигаются.

Остается надеяться, что после «короны» что-то все же начнет меняться и разработка более дальновидной эпидемиологической политики, направленной не только на получение немедленной выгоды, выйдет за пределы разговоров на Давосском форуме. Впрочем, когда я пишу это, то сама не верю в собственный оптимизм. Видимо, таков путь — наступать на грабли, про которые точно известно, что это грабли, а также описано, какие именно грабли, где лежат и как их убрать.

Ирина Якутенко, научный журналист, биолог, автор Telegram-канала «Безвольные каменщики»