Главная общественная реакция на коммунальные аварии в холодные времена соответствует практикам, которые использовались в советское время и еще раньше. А именно: люди пишут.
Обращения к власти с жалобами по неполитическим вопросам считались допустимыми во все времена — здесь традиция восходит еще к дореволюционным прошениям на высочайшее имя. Опять-таки с дореволюционным временами связано представление о том, что писать надо в как можно более высокую инстанцию — по принципу «хороший царь и плохие бояре». В советское время многократно пытались мягко объяснить гражданам, что писать надо в низовые инстанции, не затрудняя вышестоящие своими жалобами, которые все равно отправляются «вниз». Но люди столь же упорно этих объяснений не слушали, понимая, что «вниз» жалоба может быть направлена с устным или письменным указанием разобраться, после чего отношение к ней будет совершенно иным.
За долгие годы выработался набор социально одобряемых аргументов, используемых в таких текстах. Главное — надо просить не за себя, а за ближних. За маленьких детей и заслуженных ветеранов, чьи права нарушаются, здоровье ставится под угрозу и т. п. В этом случае отказать куда сложнее и нельзя обвинить человека в том, что он «качает права» из эгоизма.
Другие виды реакции — типа митингов и пикетов — выглядят безнадежными и опасными одновременно. В СССР были специальные глаголы, означающие неверное поведение, за последствия которого отвечает сам человек: нарываться, борзеть и др. В конце 80-х годов в коммуникациях с властями их стали забывать (в частной жизни они благополучно остались), но социальная память никуда не исчезла.
Так что сейчас эмоции, как и раньше, выражаются на кухнях, что плодит хорошо известное по советским временам двоемыслие. Да еще в чатах, что отличает нынешнюю ситуацию от советского «доинтернетного» времени. Там самоцензуру включают сейчас только по политическим вопросам, а по неполитическим отводят душу.
Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co