Новые банкноты в 1000 рублей, презентованные Банком России, получились довольно странными. Если нынешние купюры посвящены одному региону, как, например, пятидесятирублевка — Санкт-Петербургу, то новинка иллюстрирует целый федеральный округ. Но, кажется, объять необъятное все же не удалось. Впрочем, это вопрос вкуса, а на него, как и на цвет, товарища нет.
Зато церковные иерархи нашли на купюре крамолу. Банк России, видимо, создавал рисунок по фотографиям, а не по архивным материалам. Поэтому на казанской мечети есть полумесяц, а вот креста на здании православного храма нет, поскольку оно не передано церкви и сейчас там располагается вполне себе светский Музей истории государственности татарского народа и Республики Татарстан.
Конечно, проблема не стоит выеденного яйца, однако символично, что РПЦ начала искать под микроскопом крест на банкноте. Ведь в последние годы церковь часто обвиняют в стяжательстве и роскоши, а тут буквально символично предъявлены претензии к дизайну денег. Банк России уже вызвался его переделать, но, пока такого решения еще не было, в соцсетях шутили, что купюры без креста в церкви приниматься не будут. Вместе со сторублевыми, где на Большом театре виден не совсем одетый Аполлон.
Важно понимать: подобная публичная активность иерархов показывает всю глубину кризиса, который сейчас переживает РПЦ. У него, конечно, есть и объективные, и субъективные причины.
Например, одна из них заключается в том, что люди все меньше ходят в храмы. Всего 2,8 миллиона человек посетили в этом году пасхальные богослужения. Для сравнения, в 2008 году МВД давало цифру в 7 миллионов человек. При этом, по данным ФОМ, 62% россиян считают себя православными. Получается, что люди, как часто говорят сами, верят в душе, но вот церкви как институту по тем или иным причинам не доверяют.
Можно, конечно, предположить, что городское православное население считает посещение церкви и религиозные обряды пережитком прошлого, скорее историей, чем современностью (а вот, например, мусульмане еще не пережили реформацию и находятся в архаике). Но ведь совершенно очевидно, что за людей надо бороться. В том числе делать так, чтобы церковь не застревала в Средневековье, а развивалась вместе с обществом.
Кроме того, РПЦ из-за объективных факторов потеряла всякое влияние в Украине, где была одна из самых богатых и влиятельных епархий, в которой как раз проблем с посещаемостью храмов не наблюдалось. Нельзя сказать, что сохранилось влияние, скажем, в странах Балтии, но это менее критично с точки зрения как количества верующих, так и доходов. Однако где-то я прочитал, что начался процесс превращения «русской православной церкви» в «российскую православную церковь». Повторю, что причины тут во многом не зависят от патриархии, однако пока не видно никаких ее публичных действий, чтобы хотя бы попытаться сохранить православное единство в первую очередь на постсоветском пространстве.
Все это привело к тому, что церковь из ведущего института стала ведомым. Ведь получается, что ее влияние и на людей внутри страны, и на русский мир за рубежом сейчас находится на спаде. При этом она отделена от государства, однако тесно с ним взаимодействует. Так было и в 90-е годы, но тогда все-таки контакты осуществлялись скорее по церковной повестке. Сейчас РПЦ становится просто проводником государственных интересов, не представляя обществу никаких собственных свежих идей и смыслов.
Ведь даже вопрос церковного имущества, в котором РПЦ всегда была инициатором, сейчас выглядит перевернутым. В этой связи интересно посмотреть на передачу церкви иконы «Троица» Андрея Рублева из Третьяковки и раки мощей Александра Невского из Эрмитажа в питерскую лавру.
Действительно, речь о передаче раки шла давно. В Санкт-Петербурге богатая епархия, и она ведет весьма агрессивную политику в сфере собственности. Это и история с Исаакиевским собором, и конфликты, связанные с возможной передачей РПЦ Музея Арктики и Антарктики, который располагается в бывшем храме.
Но вот, в отличие от раки, икону «Троица» церковь просила на праздник. Однако государство приняло решение передать реликвию РПЦ на 49 лет. При этом даже священнослужители понимают, что у них нет условий для хранения святыни. К тому же, когда образ забрали после революции и отдали искусствоведам и реставраторам, выяснилось, что икону Рублева веками буквально дорисовывали, и, чтобы добраться до оригинала, пришлось снять много слоев не только копоти, но и краски. Потому что для церкви главное, чтобы было видно, а для искусствоведов важно сохранить памятник древнерусского искусства.
Так что поле для маневра у РПЦ сейчас довольно ограниченное, а помимо кризиса смыслов наблюдается и абсолютное неумение продвигать свои ценности в современных медиа, то есть, что называется, дойти с актуальной повесткой до каждого смартфона. Поэтому скандал с купюрами удачно оттенил историю с большим портретом патриарха на фоне «Троицы», вызвавшим в соцсетях шутки о «четверице». В реальности ничего дурного в таком портрете не было. Плохо то, что его фотографии с сайта патриархии зачем-то удалили, причем после слов о канонической допустимости таких изображений.
Ведь даже если счесть претензии церкви к отсутствию креста на купюре обоснованными, то как можно было предложить выйти из ситуации? Передать здание бывшего православного храма, а ныне татарского музея, РПЦ. Тогда можно было бы его отреставрировать, вернуть крест на купол и обновить купюры, которые все равно придется печатать по мере износа старых. Но такая инициатива высказана не была в силу того, что ее никто всерьез рассматривать не стал бы. Одно дело — программа «200 храмов» в Москве, где решили зачем-то построить церкви, как магазины, в шаговой доступности, и совсем другое — главный музей Татарстана, значимого региона с влиятельной мусульманской общиной и крупным представительством в федеральных органах власти.
Поэтому Банк России, возможно, и нарисует крест на купюрах, однако это будет просто не соответствовать действительности. Хотя и заставит задуматься о том, чтобы могло бы быть, если бы РПЦ в последние годы не растеряла свое влияние в обществе и к ее мнению были бы вынуждены прислушиваться в том числе в Татарстане.
Кирилл Шулика