В период холодной войны основное противостояние было биполярным — между двумя блоками во главе с СССР и США. Но кроме этого существовало множество оттенков — даже в рамках противостоявших блоков.
Франция при де Голле вышла из военной организации блока НАТО (но осталась в политической, сохраняя западную идентичность). А Румыния при Чаушеску послала своих спортсменов на Олимпиаду в Лос-Анджелес, не боясь гнева умиравшего Черненко. Но еще больше оттенков было в Движении неприсоединения, участники которого взаимодействовали и с Востоком, и с Западом. В это аморфное движение могли одновременно входить социалистическая Югославия и Аргентина, в которой правила военная хунта. А Индонезия не вышла из него после свержения одного из основателей движения, сотрудничавшего с коммунистами Сукарно, которого сменил антикоммунист Сухарто.
Сейчас вместо Запада и Востока говорят о Западе и Глобальном Юге. Но отношения как между ними, так и внутри каждого из этих сообществ носят сложный характер. Запад сейчас сплотился в противостоянии России — но неизвестно, сколько времени продлится это сплочение. Тем более что меняется и сам Запад. Еще не так давно его критики говорили о том, что демократы и республиканцы в США отличаются лишь по второстепенным вопросам — но может ли кто-то сказать так о Байдене и Трампе?
Соответственно, внутреннее противостояние в ряде стран достигло такого накала, что «игровая» конкуренция, в которой проигрывающая выборы партия спокойно уходит в оппозицию с надеждой на реванш через 4-5 лет, сменяется драматическим противоборством с высокими ставками. В Венгрии и Польше правящие партии понимают, что поражение на выборах может обернуться следствием в отношении их лидеров — но это можно списать на авторитарные тенденции в этих странах. Однако и в США впервые в истории проигравший президент сейчас реально может оказаться за решеткой — а в случае реванша Трампа он уже никому ничего не простит. В большинстве стран Запада «игра», обеспечивающая сменяемость власти, сохраняется, но звоночки примечательны.
Что касается Юга, то он как объединен желанием улучшить свои позиции в мире, так и внутренне расколот. Западные страны легче договариваются друг с другом на основе общих ценностей — на Юге споры могут привести к вспышкам насилия. Страны Юга выстраивают отношения с Западом обычно в рамках индивидуальных стратегий, ориентированных на максимизацию выгод, в первую очередь экономических. Если лидером Запада остаются США, то на Юге лидера нет — китайские претензии на сопоставимую с США роль в мировой политике могут негативно восприниматься не только в Вашингтоне, но и в Нью-Дели.
И при этом наиболее динамичные люди с Юга продолжают ехать на Запад, ценя его притягательную «мягкую» силу — но стремясь не ассимилироваться, а сохранить свою идентичность (традиции, нередко религию). Премьером Великобритании является индуист, главой Всемирного банка — сикх, гражданин США. Что уж говорить о владельцах небольших кафе и магазинов. Это ведет уже к напряжению внутри Запада, где сильны антимигрантские настроения как оборотная сторона глобализации.
Россия же оказалась в необычной для себя ситуации. Биполярного противостояния больше нет. С Западом отношения порваны, чего во времена холодной войны стремилось избежать все брежневское политбюро. Причем сейчас не видно нового абсолютного зла, против которого происходит временное объединение антагонистов, как это было во Вторую мировую войну (вспомним, что в Ялте договаривались и ООН создавали союзники).
А Юг воспринимает Россию как внешний фактор, который надо учитывать в раскладах, но при этом исходя из собственных интересов. Когда это выходит на поверхность, то в российском обществе начинают говорить об очередной измене. Но изменить можно союзнику — а здесь отношения носят совершенно иной характер: и не друг, и не враг.
Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала «Незыгарь»