Отношения Евросоюза и Турции развиваются по уже привычной схеме. Турция получила статус страны-кандидата в 1999 году, но никто в Евросоюзе не может взять на себя ответственность за интеграцию большой мусульманской страны, в которой у власти находится исламистская партия, а политические правила игры резко отличаются от европейских, в том числе в отношении оппозиции и медиа.
Это позволяет многим специалистам говорить о турецком варианте авторитаризма, хотя он и отличается своеобразием — в стране проходят реально конкурентные выборы с прозрачным подсчетом голосов. Но в любом случае по сравнению с Эрдоганом его венгерский коллега Орбан выглядит умеренным политиком.
Есть и проблема Северного Кипра, важная в связи с тем, что Республика Кипр — член Евросоюза. Реальных путей ее решения на сегодняшний момент не было, причем поддержка Северного Кипра является консенсусной для всего турецкого политического класса (напомним, что турецкие войска на север Кипра были введены при самом левом премьере послевоенной Турции Бюленте Эджевите).
Есть и проблема признания геноцида армян — крайне сложно (мягко говоря) представить себе французский парламент, одобряющий прием Турции без такого признания. А по поводу непризнания геноцида в турецком политическом классе тоже консенсус. И Турция, блокирующая требуемые единогласия решения Евросоюза, — это страшный сон для европейских политиков.
Поэтому Турцию не принимают — и когда об этом прямо говорят, то или сам Эрдоган, или другие представители турецкой власти заявляют, что не очень-то и хотелось. Но обрывать процесс диалога с Евросоюзом они не хотят. Самое главное — а зачем это делать? Эрдоган слишком прагматичный политик, чтобы прекращать отношения с Европой, как и с другими значимыми мировыми игроками. Он обвиняет европейцев в исламофобии и одновременно поддерживает с европейскими странами тесные экономические отношения. При этом не будем забывать, что Турция — военно-политический союзник этих стран в рамках НАТО.
Ресурс Эрдогана — в его востребованности, он может приехать и в Нью-Йорк, и в Сочи, и в Берлин, и на Ближний Восток. Его воспринимают не как близкого друга, а как непростого партнера, но не могут не принимать из-за повысившейся роли Турции в мире в сочетании с прагматизмом Эрдогана в отношениях с другими мировыми игроками. Он претендует на лидерство в суннитском мире, наследуя традиции османских султанов-халифов, и одновременно играет на многих досках, стараясь не делать резких и необратимых движений в международной сфере.
Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала «Незыгарь»