Статья Валерия Гарбузова, за которую он был уволен с должности директора Института США и Канады, появилась в условиях, когда эксперты, которые оценивают внешнеполитические процессы и дают прогнозы их развития «по гамбургскому счету», оказываются невостребованы.
В российской истории ХХ века такое случалось неоднократно — аппаратного успеха добивались эксперты, которые либо действовали по принципу «чего изволите», либо были реально увлечены химерами, искренне путая пропаганду и аналитику (первых, откровенно циничных, было, пожалуй, больше). Заканчивалось это плохо.
В 1914 году в России, основываясь на политической расстановке сил 50-летней давности, исходили из того, что «червонная» (она же «подъяремная») Русь, то есть Галиция, ждет прихода армии русского православного царя. Разочарование было сильным — оно ярко отразилось в парижских мемуарах архиепископа Евлогия, который вслед за армией направился во Львов.
В раннем СССР преобладала точка зрения о том, что рабочий класс западных государств в случае начала военных действий поднимется на защиту Советского Союза как родины всех пролетариев мира. Жестокая реальность оказалась иной — немецкие пролетарии ревностно служили и в вермахте, и в СС и совершали не меньше военных преступлений, чем выходцы из семей лавочников.
В послевоенном СССР было модно говорить о кризисах капитализма и его исторической обреченности — к чему все это привело, хорошо известно.
Ввод войск в Афганистан обосновывался тем, что массы трудящихся поддерживают «народную власть», которой достаточно лишь исправить некоторые левацкие ошибки Тараки и Амина (смягчить отношение к религии, подкорректировать земельную реформу, немного пойти навстречу национальной буржуазии и т. д.) и получить на короткое время силовую поддержку из СССР.
Надо отметить, что все эти экспертные химеры основывались на определенных аргументах, но тщательно отобранных с тем, чтобы исключить неудобные факты. В Галиции действительно были симпатизанты России, многие рабочие на Западе сочувствовали СССР, капитализм сталкивался с кризисами (особенно в 70-е годы — кстати, у Гарбузова в книге о Рейгане показано, как США из этого кризиса вышли), а ошибки (или, точнее говоря, преступления) афганских революционеров в любом случае надо было исправлять. Однако в каждом из этих случаев были многочисленные факторы, которые следовавшие конъюнктуре (сознательно или бессознательно) эксперты не учитывали.
У Константина Симонова в «Живых и мертвых» описан тип эксперта, который «готов был сегодня поддерживать одну доктрину, а завтра другую, называть белое черным и черное белым. Ловко применяясь к тому, что, как ему казалось, могло понравиться „наверху“, он не брезговал поддерживать даже прямые заблуждения, основанные на незнании фактов, которые сам он прекрасно знал». Такой тип распространен в самые разные времена.
В то же время эксперты, отстаивавшие непопулярные у начальства точки зрения, в разные годы сталкивались с серьезными проблемами — от невостребованности до идеологических обвинений. Чтобы не углубляться в сталинские времена, можно вспомнить сравнительно недавний пример «иноземцевского» ИМЭМО, который в 1982 году подвергся мощной атаке со стороны тогдашних сторонников жесткого курса и идеологической чистоты.
Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co