Иван Курилла. Причудливо и быстро меняется способ думать об обществе

Мое поколение училось в 1980-е, когда разговор об общественном устройстве был спором об идеологиях, а начинало профессиональную жизнь в 1990-е, когда глобализация выкинула историю и культуру на обочину политического мышления. «Конец истории» можно было понять и как конец исторического мышления политиков. Теперь государственные деятели должны были думать как экономисты, а экономическая наука претендовала на роль главной общественной науки, объясняющей и охватывающей все.

Еще в 2000-е экономика была так сильна, что заставила двух гарвардских историков выступить с «Историческим манифестом», в котором они призывали вернуть историю на утерянное ею место важного источника государственной мудрости. Примерно в те же годы я спорил на страницах университетской многотиражки с ректором, заявившем о ненужности исторической подготовки для международников.

И вдруг история начала возвращаться в политику. Сначала — в виде споров о трактовках прошлого. Обнаруженных геноцидах. Вековых обидах. В ответ на глобализацию неожиданно вырос новый национализм, опирающийся на свои трактовки прошлого. Политики заговорили о современности на языке исторических лекций. Протестные движения обратили свой гнев на памятники.

Исторический подход возвращается и в общественные науки. Экономисты вдруг взялись наперегонки писать исторические книги (и неважно, что историки недовольны). Да что там экономисты — история появилась и в философии.

Теперь жалобы историков, что прошлое никому не интересно, сменились протестами против «ненадлежащего» использования этого прошлого всеми кому не лень.

Иван Курилла, историк