Самое невежественное, что приходилось встречать в последнее время, — это радость деятелей патриотической культуры по поводу выбытия из отечественного творческого пространства тех или иных режиссеров, писателей, актеров и художников под возгласы «ну и отлично, ну и больше нам свободного места». Это какое-то полное непонимание того, как устроена культура.
Ладно, малокультурные патриоты — но деятели-то должны понимать, что поэт, писатель, режиссер и художник не занимает чье-то место. Он создает свое, создает пространство, которого до него не было и после него не будет, — и вместе с человеком закрывается и открытая им позиция.
Оттого, что расстреляли «белогвардейца Гумилева», у русской поэзии не появилось нового Гумилева, хоть пролетарского, хоть нет — просто не стало Гумилева и прекратились его стихи. И стихи Мандельштама прекратились, а не кто-то заговорил его строфой, но в правильном направлении. И оттого, что внутри прекрасного нового мира без врагов, только для своих из числа своих, от тоски повесился Есенин и застрелился Маяковский, мир своих не произвел нового Есенина и Маяковского, как ни старался, а так и бегает за их тенями. Оттого, что выслали Бродского и потеряли Тарковского, других не появилось — просто осталось пусто место. Оттого, что Шаляпин уехал на гастроли и не вернулся, никто в наркомате просвещения не запел шаляпинским басом — так он главным русским басом и остался, а Россия осталась без него.
Помнят ли про это деятели эксклюзивно патриотической культуры? Помнят, но очень хотят забыть. Все им кажется, что наберут в грудь побольше воздуха, раздуют пошире щеки — и зазвучит из них шаляпинский бас. Немного ведь осталось, неужели ради родины да ее победы неважно где и над чем — да не зазвучит. Знают ведь результат, но боятся себе признаться.
Александр Баунов, журналист