Алексей Макаркин. Большое китайское противоречие

Один из значимых итогов 2022 года для мировой политики — изменение образа Китая. За десятилетия реализации политико-экономического курса, запущенного в конце 70-х годов прагматиками из руководства компартии (Дэн Сяопин, Е Цзяньин, Чэнь Юнь, Ли Сяньнянь), сложилось вполне обоснованное представление о сильном меритократическом лидерстве, обеспечивающем масштабные успехи.

Однако замедление темпов роста экономики совпало с ростом национализма, обусловленным предыдущими впечатляющими результатами. К тому же внутренний бизнес стал восприниматься не столько как ресурс, сколько как риск для политической системы, основой которой продолжает оставаться компартия. А нынешняя китайская власть по-прежнему связывает свою легитимность с объединением страны при Мао Цзэдуне, который смог взять под контроль ее материковую территорию (Чан Кайши контролировал ее весьма условно).

Доминирование Си Цзиньпина в результате победы над своими оппонентами упрощает политическую систему, снижая в ней внутреннюю конкуренцию и выдвигая на первый план требование лояльности лидеру партии и страны. Это, в свою очередь, уменьшает роль меритократии и также влияет на принятие решений, что особенно важно в условиях усиления конкуренции с США, когда наскоки Трампа сменились жесткой осадой со стороны Байдена.

Реакция на тайваньскую политику США выглядела в публичном пространстве недостаточно сильной и внятной, хотя имела свои основания (Пекин не идет на неоправданный риск и ждет возможного возвращения к власти в Тайбэе более удобного для него Гоминьдана, которое может состояться в 2024 году).

Реакция на ковид оказалась избыточной и недостаточно гибкой. Последствием стала масштабная вторая волна заболеваемости после запоздалого смягчения ограничений в конце года.

Китай, разумеется, остается одним из ведущих международных игроков, мастерской мира. Но именно эта роль страны создает противоречие. Китай не может закрыться от глобализации, которая дает ему массу экономических возможностей (и здесь он решительный противник протекционизма), но при этом он воспринимает ее как риск для стабильности собственной системы. Причем, помимо многочисленного ассортимента промышленных товаров — от электроники до детских игрушек, Китай, в отличие от Запада, не может широко экспортировать свою идеологию и систему ценностей, которые остаются специфически китайскими.

Влияние Китая на Россию, как представляется, нередко преувеличивается — они не являются союзниками и у них разные цели. Для Китая оптимальной является биполярная система, регулируемая Пекином и Вашингтоном. Россия хотела бы видеть многополярную конструкцию, в которой она является равным игроком. Китай не идет на конфликт с Западом (чреватый слишком большими экономическими рисками), но и не рвет с Россией, маневрируя в условиях глобального мира.

Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co