Выживание стало главной задачей этого года, как мы видим по опросам социологов. Базовые ценности пирамидки Маслоу стали для россиян ключевыми. Мы уже мало думаем о развитии и самореализации, а основным страхом года становится опасность «большой войны». Той самой, которой «лишь бы не было».
Все это вгоняет людей либо в депрессию, либо в болезненный оптимизм отрицания. Мантра, что мир меняется и уже не будет прежним, позволяет масштабировать собственные проблемы. «Я-то что, когда в мире такое творится», — говорит простой человек. При этом на вопрос «куда катится мир?» ответов пока нет ни у кого.
Мир меняется — это понятно. Численность населения растет и становится главным фактором изменений. В этом смысле капитализм как победившая форма рыночных отношений не может оставаться прежним, требуя постоянно увеличивать спрос. Общество потребления обязано измениться. Пока только Запад презентует свое видение таких изменений. Это философия трансгуманизма — связи человека и технологий.
В принципе, Пелевин уже про это много чего написал. Общение через соцсети, компьютерные игры и прочие привычные атрибуты цивилизованного общества остается оснастить продуктами промышленной революции 4.0, такими как дополненная реальность, интернет вещей и т. д. Борьба за доступ к этим технологиям и станет ключевым фактором того, кого возьмут в будущее и кто сможет оставаться частью первого мира. Как мы видим, Россия на этом фоне стремительно теряет шансы на встраивание в структуру и рискует стать частью второго мира. Хотя для простого человека пока непонятно — это плохо это или хорошо?
Вот пример стран второго мира сегодня — Аргентина. В середине XX века Буэнос-Айрес конкурировал с Нью-Йорком за статус «столицы мира будущего», но проиграл эту битву. Сегодня Аргентина в чем-то более комфортна для жизни, а в чем-то менее. К примеру, уровень жизни невысокий, технологий мало (купить «Айфон» — проблема), высокий уровень преступности. Но при этом продукты дешевые, народ в целом добродушный и расслабленный, никакого «цифрового концлагеря» не видно даже на горизонте. То есть жизнь конкретного человека может быть более счастливой, так как на него меньше давит сумма мировых изменений и конфликтов, но при этом не такой долгой и комфортной, как на Западе.
Конечно, остаются еще и страны третьего мира, где проблемы не только с технологиями, но и с едой и безопасностью критичны. Хотя элиты этих стран, вероятно, живут не хуже, а может быть и лучше элит западных, обладая допуском ко всем их благам (см. пелевинский SNUFF). Не скатиться до этого уровня — наверное, одна из важных задач того самого выживания, о котором думают многие наши соотечественники.
В этом смысле, когда мы говорим о многополярном мире, мы становимся заложниками геополитических конструктов. В реальности же ответа на то, что такое пресловутый полюс мира, сегодня нет. Можно рассуждать о силе, духовности, экономике и прочих составных частях этого полюса, однако понятно, что без сочетания всех факторов стать полюсом нельзя. Можно быть центром идентичности: языковой, культурной или еще какой-то. Как у Толкиена был божественный Валинор (в скандинавских мифах — Асгард, ну или оффшары у Пелевина), а у нас могут появиться свои «бессмертные земли».
По крайней мере, концепт «зеленой энергетики», завязанный на технологический прогресс, генерализирует линию на автономизацию Запада от ресурсных стран. Кстати, эта концепция, так порицаемая многими экономистами, — одна из немногих, которая не только принята, но, в отличие от других, реализуется и даже имеет конкретные сроки завершения.
Наш же образ будущего не только туманен, но и фактически под запретом на обсуждение. Выживание становится нашим modus operandi. 2023–2024 годы станут для России ключевыми, которые покажут, удержимся ли мы на своем треке или скатимся на уровень ниже. Разумеется, сохраняя вечную надежду, что у соседа корова сдохнет, тогда и делать ничего не придется.
Илья Гращенков, политолог — для Telegram-канала «Кремлевский безбашенник»