Представители патриотического сегмента часто жалуются на отсутствие в России государственной идеологии. Подобное «упущение», зафиксированное в 13-й статье Конституции, связано, в первую очередь, с сохранением влияния среди «охранителей» консерваторов, понимающих природу любой идеологии, опираясь на криминологический подход.
Ведь главная ценность для российских политических элит начиная с середины 1990-х — пресловутая стабильность: гарантия безопасности и предсказуемости. Однако ничто не длится вечно, и задвигаемые под половицу внутренние конфликты между клановыми группами без общественной медиации в рамках демократических процедур начали сказываться на происходящем. Так, по мере смещения баланса вправо под воздействием архаизации сознания стареющего политического класса, имевшего далекие от пасторальных картин соцреализма корни, в общественное сознание начали вновь просачиваться идеологические конструкты.
Идеология всегда радикальна, так как переформатирует представления социума о добре и зле под нужды идеолога и строго карает инакомыслие. Более того, самые эффективные идеологии эксплуатируют низменные инстинкты социума (ксенофобия, комплекс неполноценности, зависть, жадность, мстительность), призывая к тотальному, насильственному разрушению существующего порядка — социального, правового, экономического — и построению на его руинах порядка нового, «правильного» в понимании идеолога.
Формирование идеологий стало неотъемлемой частью дивного нового мира модерна, приведшей к кровавым революциям и войнам. Завершению эпохи идеологий в Европе способствовали жертвы Второй мировой войны и как результат — переход к консенсуальным, союзным образованиям, возникшим вследствие распространения левоцентристских идей. Важно отметить разницу между идеей и идеологией: идея не обязана быть радикальной. Вне зависимости от степени радикализма, любая идеология всегда является одновременно идеологией превосходства и идеологией ненависти. Фалангизм, воукизм или чучхе — любая идеология обладает такими свойствами. Обязательно превосходство группы лиц «Мы», связанных религией, этносом, классом.
Однако в любой идеологии существует определенная «канавка», позволяющая включать в подобное большинство не относящуюся к ней и по сути паразитарную группу, формирующую политический класс, либо и вовсе выводя данную группу на вершину пирамиды.
Ненависть не менее важна для идеологии — без нее конструкт разваливается, как разваливалась советская идеология по мере перехода к постиндустриальному обществу с мещанскими (по сути — буржуазными) ценностями. И снова группа может быть объединена классом, полом, этносом, профессией, доходом.
В отличие от группы «Мы», группа «Они» может быть очень компактной и весьма аморфной — как «русофобы» в условной идеологии, построенной на русофобии: никто не знает, кто это такие, у каждого идеолога могут быть версии — несистемные оппозиционеры, системные либералы, олигархи, интеллигенция или, по традиции, народ Израилев. Поэтому к данной группе можно отнести любого, не понравившегося идеологу, и не факт, что в интересах «заказчика». Неточность формулировок позволяет акторам устранять и соплеменников по политическому классу, нередко публично и физически, причисляя их к виктимной группе.
Именно наличие государственной идеологии отличает тоталитаризм от различных форм авторитаризма, включая сверхавторитаризм, сильно отстающий по масштабам человеческих жертв: авторитарный режим строится на «синдроме выученной беспомощности», а тоталитарный — на «стокгольмском синдроме». Огромное значение в исследовании ментальности тоталитарной нации имеет теория глупости, объясняющая отсутствие эмпатии избирательным упрощением. Та «свобода», которую в сочетании с культурой упрощения и сверхцентрализацией дают тоталитарным диктатурам идеологизированные массы, являющиеся не медиатором, а массовкой политических процессов, нередко приводит к трагическому концу подобных образований.
Telegram-канал «Наивная политология» — для Telegram-канала «Кремлевский безбашенник»