Илья Гращенков. У россиян возникают вопросы и запросы

Запустив проект внешней политизации, российская власть начала политизировать и самих наших граждан, которые до недавнего времени пребывали в статусе молчаливого населения. Борьба за статус «мировой альтернативы» потребовала развиртуализации власти, прихода «телевизора» в реальную жизнь каждого с требованием того или иного вида оброка. Если раньше население жило в отрыве от управления страной, будучи болельщиками, но не участниками игры, то с возложением на них ряда тяжелых обязанностей многие начали вспоминать, что вкупе с ними должны идти и права. Проще говоря, кнут дал запрос на пряник.

Напомню, что политика по Веберу — стремление к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти, будь то между государствами или внутри государства между группами людей, которые оно в себе заключает. Российская власть предложила стране проект мировой альтернативы — «борьбы с коллективным Западом» за духовные ценности и реальные ресурсы. Для многих этот выход во внешний политический контур обернулся на сей раз не абстрактными экспертными телепроповедями, а вполне себе личным участием — как в боевых действиях, так и в реализации своего гражданского долга. И, судя по происходящему, тот уровень управления (как военными, так и гражданскими институтами), который продемонстрировала власть, вызвал множество вопросов к ней. Эти вопросы могут стать фундаментом для формирования запроса политического.

В ситуации, когда государство возлагает на население повышенные требования к мобилизации ресурсов, т. е. не только пресловутое «затянуть пояса», но и застегнуть их на армейскую пряжку (которую предварительно нужно самому купить), даже у самого неполитизированного рядового-гражданина возникает вопрос: почему это все мои обязанности? Схожие вопросы возникают и у семей, чей уровень социального благополучия мог резко снизиться.

Бытовые вопросы побуждают искать некий политический базис и смыслы: как долго это все продлится и к чему должно привести? По сути, тот самый образ будущего, только в прикладной форме. Соответственно, поиск этих моделей толкает граждан на рынок политических альтернатив — ведь тут при всей скудности выбора есть определенные градации, от «скоро в рай» до «зачем это все».

Население долгие годы выживало в простом договоре с властью: мы не лезем в вашу политику, а вы гарантируете нам минимальное вмешательство в нашу жизнь и раздел небольшой части бюджетного пирога. Теперь договор предусматривает тотальное вмешательство государства в личную жизнь, а вместо раздела пирога людям предлагается скинуться и поучаствовать в затратах власти на свой глобальный проект. Столь радикальная смена взаимоотношений не могла не побудить даже самую сонную часть общества к рефлексии, хотя бы на уровне «а что случилось?».

К тому же столкновение низовых звеньев общества с низовыми же звеньями системы управления (командиры в армии, мелкие чиновники-бюрократы, военкомы, в конце концов) породило явный конфликт и непонимание. Во-первых, «большая власть» говорит одно, а внизу поступают иначе, и этот коммуникационный разрыв многие еще продолжают осмыслять. Во-вторых, некомплектность и беспредел в управлении системой вызывают запрос общества на самоуправление. Это вполне себе левый запрос на участие в принятии решений как спонсора власти в части ее глобального призыва.

Власть же к такому явно не готова, полагая, что населенец просто обязан выполнять команды, но своего голоса иметь не должен, а если имеет, то это «кто-то камень положил в его протянутую руку».

Илья Гращенков, политолог — для Telegram-канала «Кремлевский безбашенник»