Вообще, речь Путина тревожная, конечно.
Украина ушла даже не на второй план, а на десятый. И спецоперация ушла. Да и референдумы и пополнение России новыми территориями — это не главное.
Украины было очень мало. Но вот есть какой-то повод говорить, что хотят закончить. Мы готовы к переговорам, но те территории, что вошли в Россию, не отдадим. Тут можно ожидать обороны, а если и наступательных операций, то в Донбассе.
Однако понятно, что теперь на эскалацию пойдет Украина, а если кто и закончит это все, то Запад. Именно с ним Путин готов вести переговоры об Украине. Никаких российско-украинских переговоров быть не может. Украины в парадигме Путина нет. Это просто колония коллективного Запада, а с ним Россия будет говорить отнюдь не об украинских территориях — скорее, о новом миропорядке.
Традиционные ценности, на которых стоит Россия, важнее, чем, например, то, в каких границах новые регионы вошли в состав страны. То есть мы знаем, что вошли, а в каких границах — не знаем. Потому что в парадигме Путина это даже неважно. Более того, наверное, это можно обсуждать на переговорах с Западом, причем даже не на высшем уровне.
Но о чем это все говорит?
Я бы все эти очереди на границах рассматривал глубже, чем побег от мобилизации. Поколенческий разрыв между властью — по крайней мере Путиным и его окружением, людьми их эпохи — и поколениями 1980–2000 годов. Разные образы будущего, разные ценностные установки. Вот поэтому и не закрывают границы. Если их закрыть, вообразите, какое блюдо может в этом котле свариться.
А глобально сейчас Россия в поиске ответа на вопрос: можно ли в XXI веке жить, как в XX? Буквально такой эксперимент. Путин, причем, хочет навязать этот выбор и миру. Выбор между веками.
Ну ответ на этот вопрос, конечно, очевиден. Однако мы — часть этого эксперимента. И те, кто уехал, и кто остался.
Кирилл Шулика, публицист