Алексей Макаркин. Горбачев не захотел сидеть на штыках

В российской истории власть только дважды добровольно решалась на самоограничение в отношениях с обществом. Первый раз — с Великими реформами Александра II, когда был введен независимый суд. Второй раз — с Перестройкой Михаила Горбачева, когда гласность быстро переросла в свободу печати, а либерализация — в демократизацию.

Александра II убило нетерпение общества — и страна пошла по пути реакции, спровоцировавшей через четверть века революционный взрыв, во время которого последовали запоздавшие вынужденные уступки. Горбачев в конце своего президентства оказался практически в одиночестве — его предали ближайшие соратники, ставшие заговорщиками, а элиты союзных республик стали обустраивать жизнь согласно собственным представлениям о должном.

Горбачеву пришлось принять наследство промотавшихся отцов — лидеров страны, не решившихся на необходимые экономические реформы (пропустив возможность китайского пути, который при Горбачеве был уже нереалистичным) и подморозивших ее политически не хуже Победоносцева. Горбачев добросовестно пытался спасти страну, не обладая опытом антикризисного менеджмента (его в СССР тогда не было ни у кого) и пробуя разные способы такого спасения в условиях крайнего дефицита времени и сил. В результате за одни решения его возненавидели реакционеры, из-за других от него отворачивались прогрессисты.

И все же именно благодаря Горбачеву появились несколько непоротых поколений. Людей, для которых абсолютно нормальными и естественными являются ценности самовыражения. Привыкших, что можно читать те книги, слушать те песни и смотреть те фильмы, которые выбирает сам человек, а не государство, решающее, что полезно, а что вредно. Что можно ходить (или не ходить) в любой храм. Что можно заниматься бизнесом в самых разных сферах — при Горбачеве вернулось понятие частной собственности. И, кстати, при Горбачеве возродилось и независимое рабочее движение, на время приведшее к иллюзиям о возможности российской «Солидарности». И Горбачев попытался взглянуть на империю как на обычную страну, которая не должна перенапрягаться, постоянно идя в последний смертный бой.

Многочисленные ненавистники Горбачева могут предложить в тех конкретных исторических условиях, по сути, лишь одну альтернативу его действиям — казарму. Можно украсить ее портретами Ленина и Сталина, можно — Николая II и Столыпина, можно всех сразу, но суть от этого не изменится. Горбачев же, только что давший волю, не захотел сидеть на штыках.

Алексей Макаркин, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co