Борис Макаренко. Я не хочу такой судьбы для моей страны

Сегодня ровно полгода с 24 февраля. Вспомнив об этом, решил написать не про происходящее сегодня, а про одно из долговременных последствий того, что началось в феврале: перспективы модернизационного развития России.

Почти три десятилетия Россия шла этим путем. Не слишком быстро, с изгибами и попятными движениями, но менялись экономика и технологическая вооруженность, развивалась социальная сфера, вслед за этим — по классике модернизационных теорий — менялись и социальные практики и ценности. Эти перемены нам не западным ветром занесло: раз экономика становится современной и цифровой, то и люди будут себя вести по-другому.

Однако — копался в памяти «сравнительного модернизациеведения» — не смог вспомнить ни одного примера, когда успешное экономическое (а следом — и модернизационное) развитие проходило бы без плотного взаимодействия с Западом. Сознательно употребляю нейтральное слово «взаимодействие», потому что характер его очень сильно различался. Где-то Запад полностью доминировал. В большом числе случаев модернизирующиеся страны зависели от Запада в разной, в том числе очень большой, степени. Начиная даже с Западной Европы, которая зависела от США в годы плана Маршалла, плюс «азиатские тигры», включая Южную Корею и Тайвань, значительная часть «третьего мира».

Но были и примеры, когда модернизировались, взаимодействуя с Западом, получая от него не только станки и машины, но и технологии и ноу-хау, страны, находящиеся с этим Западом в откровенной конфронтации и уж точно — не в политической от него зависимости. Это и Советский Союз со времен сталинской индустриализации, и Китай со времен Дэн Сяопина. Такое взаимодействие было выгодно и Западу — позвольте не разворачивать эту тему, и так понятно.

Сколько цепочек и каналов взаимодействия прервалось за эти полгода — страшно даже себе представить. Последствия и издержки на замещение их иными — считать экономистам. Нам же важнее, что все это резко сокращает возможности модернизационного развития экономики, а следом — и общества. Что взамен? Только не говорите: «импортозамещение». Хотя бы потому, что импортозамещение в классическом виде — это не разрыв взаимодействия, это (пример из учебника по политэкономии развивающихся стран) когда импортируют не сигареты и спички, а станки, которые умеют делать сигареты и спички. Технологический суверенитет? Эх, нашелся бы кто-то, кто смог бы объяснить, что это такое и как его достигают. Ясно одно: экономическая автаркия — это не путь в будущее (см. примеры от Северной Кореи до Ирана).

Я не хочу такой судьбы для моей страны. А значит, надо искать пути в будущее. Только вот сегодня что-то трудно их себе представить.

Борис Макаренко, политолог — для Telegram-канала Bunin&Co