Власти объявили о курсе на технологический суверенитет, однако непонятно, какими средствами он будет достигаться. Политики хотят в очередной раз совершить «рывок», но при этом неясно, какими ресурсами он будет обеспечен и какие условия будут созданы для развития.
На прошлой неделе Госдума единодушно рассуждала о необходимости перехода к технологическому суверенитету страны. Новоутвержденный вице-премьер и министр промышленности Денис Мантуров даже призвал отказаться от рынка в части экономики для достижения этой сверхзадачи. Ранее, при более благоприятных условиях, достигнуть этого не удалось. Видимо, вновь надежда на «жареного петуха», который нас клюнет, и гром, который грянет. Интересно, что прежде Мантурова о техсуверенитете заговорил экс-президент Медведев, который заявлял, что от импортозамещения нужно переходить именно к этой парадигме.
В логике наших властей суверенитет — это самостоятельность государства. В логике Жана Бодена, который ввел этот термин еще в XVI веке, понятие согласуется с волей суверена — лица или группы лиц, которые без каких-либо ограничительных условий обладают правом принятия решений. Собственно, система МРТ (мировое разделение труда, когда каждая страна сосредоточена не на всем спектре экономики, а на более продуктивном для нее) как раз эти права ограничивает, так как приходится соотносить свои поступки с волей соседей, к тому же — в определенном для страны порядке.
В западной логике Россия, как страна — поставщик ресурсов и технологически зависимая, получала необходимую продукцию опосредованно: либо в виде готовой продукции, либо в виде локальной сборки. Таким образом сами технологии оставались недоступны с точки зрения не только их получения, но и их осмысления и понимания. И не столько из-за сложности (мы же не дураки), сколько из-за самого синтетического подхода, когда важно не просто получить какую-то инструкцию или чертеж, а быть включенными в мировой распределительный процесс. Увы, ни «Сколково», ни «Роснано», ни какой-то иной институт развития такого «подключения» так и не удостоился.
В этом смысле правительству Медведева и министерству Мантурова удалось добиться именно замещения. Количество технологической продукции из ЕС в некоторых отраслях сократилась к 2020 году до 10-15%, а продукция из Китая выросла до 30-35%. Однако западные санкции оказали влияние и на крупный китайский бизнес, что повлекло за собой принятие решения «делать все самим».
Но одного желания мало, перейти от зависимости в кратчайшие сроки — задача, с которой пока еще никто не справлялся менее чем за 20-30 лет. При этом отставание должно компенсироваться рывками, которые должны сопровождаться колоссальными финансовыми и научными вливаниями.
Китай, который многие любят приводить в пример, десятилетиями инвестировал в науку и «пылесосил» лучшие мировые кадры для разработок, не говоря уже о «серых схемах» получения технологий. При этом КНР так и остается в догоняющих. Сейчас в мире, по разным классификаторам, насчитывается 6-7 разных т. н. «волн инноваций», которые характеризуют технологическое развитие страны. И если Китай начинает осваивать примерно пятую волну, связанную с биотехнологиями и микроэлектроникой, то Россия еще не в полной мере разобралась с четвертой, связанной с энергетикой и промышленностью.
Поэтому западные санкции ударили как раз по базису — технологическим основам. Понятно, что есть ряд отраслей, где рыночный подход (дешевле и лучше) теперь не работает, и там государство предлагает «создать свое». Но без возможности опереться на науку достигать суверенитета будет сложно, потому вновь встает вопрос: с кем его строить и вступать в кооперацию — или на что рассчитывает правительство?
Илья Гращенков, политолог — для Telegram-канала «Кремлевский безбашенник»