Сто лет назад, в год создания СССР, вышел второй том книги немецкого философа и историка Освальда Шпенглера «Закат Европы». Уже в нашем веке название этого капитального труда стали переводить как «Закат западного мира». Что, пожалуй, больше соответствует смыслу данного произведения.
Как и многие умные люди, Шпенглер, разумеется, был историческим пессимистом. К тому же время было такое, полное тревоги и неопределенности. Мрачное состояние его творческого духа нашло отражение в теоретических построениях, ставших основой для философского осмысления исторической судьбы западных стран и народов.
Отправным пунктом историософской концепции Шпенглера было противопоставление «культуры» и «цивилизации». По мысли автора, «культура», достигшая в определенный исторический период пика своего развития, затем перерождается в «цивилизацию». После чего начинается ее «окостенение» и деградация. Для этого хронологического этапа характерно преобладание экономических и политических интересов над духовными, которое принимает формы империализма, гигантомании, бюрократизации, урбанизма, «механизации» жизни.
Таким образом, полагал Шпенглер, Европу в ближайшее время ожидает упадок и гибель, потому что она станет жертвой юных народов, чужеземных завоевателей. Впрочем, все это — «дела давно минувших дней». И кроме того, развитие западной цивилизации пошло не совсем по тому пути, который ей предрек немецкий философ. Но с одной его мыслью: «Средством для понимания мертвых форм служит математический закон. Средство для уразумения живых форм — аналогия» — хочется согласиться, поскольку она, точнее говоря, такой подход и сегодня позволяет пристально взглянуть на политическую жизнь западных государств.
Чтобы не впасть в гигантоманию, следует ограничить этот перечень тремя странами — США, Великобританией и Францией. Как нетрудно заметить, все они являются постоянными членами Совета Безопасности ООН и, стало быть, обладают отчетливо выраженной политической субъектностью. Это, однако, нисколько не спасает эти государства от пристрастного анализа их политических систем, причем с частичным использованием метода Освальда Шпенглера.
В свое время немало говорили и писали, что приход к власти в США Дональда Трампа стал результатом протестного голосования. Американским избирателям надоело постоянно выбирать между Бушами и Клинтонами, поэтому они проголосовали за несистемного кандидата в президенты. Но так уж устроена представительная демократия на Западе, в тех же Соединенных Штатах, что, безусловно, никто не в праве отнять у народа реальную возможность голосовать за того выдвиженца, которого одобрили политические элиты, а также государственная и партийная бюрократия. И исключение в виде Трампа стало всего лишь досадным сбоем, допущенным отлаженной бюрократической машиной, который она, впрочем, затем сама и исправила.
В этом смысле избрание президентом США Джо Байдена хотелось бы трактовать как возвращение к некой политической норме, которая подразумевает торжество демократии, а не очередное усовершенствование двойных стандартов. Однако как в таком случае следует понимать резко негативное отношение, насаждаемое демократами и действующими американскими властями, к захвату Капитолия сторонниками Трампа 6 января 2021 года? И чем, собственно говоря, отличаются действия трампистов от того, что делали активисты Евромайдана, впоследствии названного Революцией достоинства и поддержанного тем же, тогда еще вице-президентом, Байденом?
А между тем естественным следствием победы Байдена в противостоянии с Трампом стал политический раскол современной Америки, какого она, наверное, не знала со времен Гражданской войны 1861–1865 годов. Так что ни демократы, ни республиканцы не могут сегодня создать устойчивую электоральную гегемонию, подобную той, что позволила Франклину Делано Рузвельту проводить его «Новый курс», а Рональду Рейгану осуществить свою «консервативную революцию». При этом в ближайшей перспективе политические страсти в США вряд ли утихнут, так как неугомонный Трамп, вероятно, намерен выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах 2024 года.
Не все спокойно и в английском королевстве. К примеру, участились смены премьер-министров. Если Дэвид Кэмерон пробыл у власти немногим более шести лет, то его незадачливые сменщики, Тереза Мэй и Борис Джонсон, были вынуждены покинуть здание на Даунинг-стрит, 10 уже через три с небольшим года. Впрочем, и политическое наследие в виде Брексита, оставленное именно Кэмероном, по-прежнему дает себя знать.
Здесь следует заметить, что выход Соединенного Королевства из ЕС послужил удобным поводом для проведения повторного референдума о независимости Шотландии, в которой сейчас набирает силу сепаратизм. Не ровен час, сепаратистские настроения снова возникнут и в Северной Ирландии, без малого четыре десятилетия доставлявшей много хлопот Лондону. А ведь именно вооруженная борьба и последующее отделение Ирландии от Великобритании в 1922 году стали первым решительным шагом к будущему распаду Британской империи.
Во Франции революционные потрясения — это неотъемлемая часть национальной памяти. Поскольку только в XIX веке в ней семь раз происходило то, что по-французски называется coup d’état, то есть государственным переворотом или революцией, это уж кому как угодно. Однако и в XX веке, в мае 1958 года, после того, как верхушка французской армии, подавлявшей национальное восстание в Алжире, вышла из повиновения гражданским властям Четвертой республики, Шарль де Голль выступил инициатором очередной конституционной реформы. И в Пятой республике президент Франции был наделен, по сути, монархическими полномочиями.
Но и в XXI веке, казалось бы, отлаженный государственный механизм Пятой республики начал давать сбои. Два президента подряд — Николя Саркози и Франсуа Олланд, несмотря на всю полноту власти, дарованную им конституцией, не задержались в Елисейском дворце дольше одного срока. А пришедший им на смену Эммануэль Макрон, совсем недавно переизбравшийся на второй президентский срок, вскоре получил мощную оппозицию в парламенте. Что, по мнению премьер-министра Франции Элизабет Борн, является риском для этой страны.
Впрочем, если вспомнить теоретический труд Владимира Ульянова-Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма», опубликованный в апреле 1917 года, то для этой общественно-экономической формации характерно такое явление, как «загнивание». И ведь сколько лет прошло, а он все никак не сгниет. Может, и с западным миром будет то же самое? Такой себе перманентный закат.
Роман Трунов