Подсанкционная Россия: несбывшиеся прогнозы

Предположения, что разрыв с Западом повлечет быстрый хозяйственный обвал, были еще недавно чем-то мейнстримным. Прогнозировалось, что спад ВВП в 2022-м превысит 10%, что рубль рухнет и инфляция достигнет чуть ли не 50%. А сейчас мы видим, что рубль укрепился относительно доллара в полтора раза, индекс потребительских цен уже которую неделю идет вниз, а консенсусные прогнозы сокращения ВВП становятся все мягче и группируются около 5–7%.

Причина не только в том, что многие предсказатели не смогли отделить собственные пожелания от объективных выкладок — так бывает всегда и по всем поводам. Не менее важны вполне объективные трудности, вставшие перед аналитиками. Ведь в XXI веке это первый в мире пример столь быстрой изоляции такой внушительной экономики, как российская. Иранский опыт, самый близкий из всех, дает лишь очень приблизительные ориентиры.

Начнем, однако, с того предвидения, которое как раз сбылось. Уровень жизни уже снизился более круто, чем когда-либо в этом веке.

Официальное статистическое ведомство публикует все меньше данных. Это само по себе подсказывает, что хвастать особо нечем. Но с рапортами о прекращении роста цен можно согласиться. По крайней мере, в первом приближении. Хватило и почти двадцатипроцентного всплеска в феврале–апреле. Увеличение зарплат и некоторых выплат никоим образом не компенсировало этот скачок. В реальном измерении это увеличение коснулось только тех категорий россиян, которые представляют силовую или хозяйственную ценность для режима. Таких — явное меньшинство.

По замерам Росстата, лишь 8% сограждан называют положительными изменения, произошедшие в их материальном положении, и столько же (скорее всего, они же) ждут позитивных изменений в предстоящие 12 месяцев. Зато целых 48% сообщили, что их положение ухудшилось. И дальнейших ухудшений ждут 34% опрошенных Росстатом. Как видим, пессимизм достаточно велик, хотя его и не назовешь всеобщим или особо экзальтированным.

Причина относительного спокойствия россиян — в рациональных действиях финансовых властей, которые убедили людей в устойчивости тех доходов и накоплений, которые у них остались после весенней встряски.

Что же касается крутого укрепления рубля, то его, насколько могу судить, абсолютно никто не предвидел, включая и российские власти. Причина этой интеллектуальной неудачи — скорее в принципиальной новизне ситуации, чем в предвзятости или неграмотности анализа.

Ведь обвалилось то, что было непреложным правилом все три постсоветских десятилетия, — уверенность в неоспоримой ценности доллара, которая при кризисах только укреплялась. Но в этот кризис безналичные доллары и евро в российских банках впервые стали чем-то «токсичным», способным подпасть под санкции а то и под конфискацию американцами и европейцами.

На эти непредвиденные сомнения в надежности западных денежных единиц наложилось переполнение страны валютой. Санкции уменьшили физические объемы экспорта энергоносителей, но почти не сократили выручку. Ведь цены на мировом энергорынке сейчас такие, каких не было уже десяток лет. Даже при огромных скидках, которые российская нефте- и газоторговля вынуждена давать сократившемуся кругу покупателей, валютные доходы остаются очень большими. А вот расходы на импорт резко упали. Несмотря на премии, с которыми теперь приходится покупать иностранные товары, их ввоз в Россию сократился, по разным оценкам, в 2–5 раз.

Нынешний сверхтвердый рубль — продукт соединения этих факторов с добавлением еще и нескольких других. Закономерности, которым его курс подчинялся с начала 1990-х, больше не действуют. Именно поэтому большинство предсказателей теперь перестали строить предположения насчет дальнейшего движения рубля — и правильно делают.

Что же до общего состояния страны, то на смену прогнозистам-пессимистам пришла небольшая, но задорная группа оптимистов (говорю тут не об агитаторах, а об аналитиках), которые утверждают, что большого спада в России быть вообще не может, поскольку народное потребление слишком примитивно, чтобы сильно сократиться.

Сомневаюсь, что это довод. С 1990-го до 1999-го реальный уровень потребления россиян, примитивным он был или нет, упал почти в два раза. И это при том, что 1990-е были временем радикального оздоровления экономики, которое позже, в 2000-м — 2014-м, обернулось более чем двукратным подъемом народного потребления.

В хозяйственном смысле новые времена — это что-то вроде 90-х наоборот. Некоторые их особенности видны сразу, а некоторым понадобится несколько лет, чтобы наглядно проявиться.

Нет, скажем, оснований ждать голода. Сельхозпроизводство в России сейчас достаточно крепкое. Но без западных поставок ему уже не быть таким продуктивным и разнообразным.

Что такое импортозамещение на тех участках, где оно вообще возможно, каждый может прочувствовать в русифицированном «Макдоналдсе». В общих чертах все почти то же — с поправкой на ухудшение обслуживания, заметный рост цен и некоторые сомнения в качестве. Кто не любит привередничать, скажет: «Ничего особенного!» Остальные поворчат и привыкнут.

И так будет на всех участках, от автомашин до гаджетов, что собственных, что привозных: дороже, хуже и в меньшем ассортименте. Поэтому правильный вопрос — не о том, на сколько процентов упадет экономика именно в этом году, а о том, сколько лет займет освоение новых возможностей и навыков, и на каком уровне эти ухудшения притормозят.

Не надо предвещать крах, хотя при особых обстоятельствах он тоже не совсем исключен. Но гораздо более вероятны застой и упадок, вхождение в которые не обязательно будет таким уж быстрым.

Виталий Гранкин