Казаки-некрасовцы, ушедшие в Османскую империю после поражения восстания Булавина в начале XVIII века, вернулись в Россию (в СССР) в 1962 году — и стали ценнейшим источником для историков и антропологов: они сохраняли свой уклад два с половиной столетия в практически неизменном виде. Они увезли с собой слепок той России, которую покинули; Россия менялась, но для некрасовцев она оставалась неизменной.
Это проблема для любой эмиграции — люди либо ассимилируются в принимающем обществе, либо сохраняют себя как (сохраняют в себе) слепок той России, из которой уехали, — такой, какой она была в момент отъезда. Так, эмигранты 1970-х до сих пор обсуждают «совок», а уехавшие в 1990-е помнят Россию как страну бедности и бандитизма.
Когда события ускоряются, страна меняется каждую неделю, а в разговоре с эмигрантом становится возможным с высокой долей вероятности установить момент отъезда — по частоте его апелляций к каким-то событиям, случившимся накануне. Новости, почерпнутые из телевизора, интернета и писем родных и друзей, странным образом не меняют этого образа родной страны. Они всегда интерпретируются как подтверждающие то представление о ней, которое сформировалось перед отъездом.
Это случается не со всеми уехавшими, и возможность путешествовать туда и обратно сильно меняет ситуацию. Но для многих, очень многих эмигрантов Россия навсегда запечатлена такой, какой была в момент расставания. Это одна из проблем, из-за которой я бы не хотел уезжать. Как всегда добавлю — я сам не зарекаюсь. И не надо воспринимать это как критику уехавших. Разве что как некоторое напоминание об ограничениях взгляда издалека.
Иван Курилла, историк