Писатель и публицист Александр Архангельский убежден, что умножать несогласие в гражданском обществе сегодня либо бессмысленно, либо вредно, а человеческие связи выше идеологических барьеров. Беседу полностью можно послушать на подкасте «Росбалта» «Включите звук».
— 24 февраля привело к небывалому распаду привычных человеческих связей. Люди оказались «по разные стороны баррикад». Можно ли это преодолеть или придется смириться?
— Если речь идет о друзьях, то они должны просто договориться — дружат они или нет. Если их разделение сильнее, чем человеческие чувства, то лучше разойтись и не общаться. С родными так не получится в большинстве случаев. И слава Богу, потому что есть человеческие связи, которые выше идеологических барьеров.
В практике ведения переговоров есть три правила. Первое — сначала договоритесь о том, в чем вы никогда не согласитесь. И никогда более к этому вопросу не возвращайтесь. Второе — договоритесь о том, в чем вы согласны, чтобы не тратить на это время. И есть «серая зона», где вы не до конца убеждены в своих жестких позициях и ваш собеседник на 100% не уверен в точности своих аргументов. Там имеет смысл что-то обсуждать. До этого тоже надо дойти.
В некоторых случаях надо договориться, что мы очень разные, но мы любим друг друга. Дедушки, бабушки, внуки и правнуки, родители и дети. У нас есть что-то, что выше, чем наше разделение. И давайте просто помолчим о том, в чем мы никогда не сойдемся, а поговорим о вещах, которые кажутся второстепенными на фоне больших политических событий, но которые на самом деле первостепенны для сохранения ткани жизни. Это то, как чувствуют себя наши близкие, что их тревожит, помимо политики. Ею ведь не исчерпывается наша человеческая жизнь.
Самое существенное — нужно почувствовать момент, когда можно начать если не спор, то, как минимум, обмен мнениями. Это в том случае, если вам начинают задавать вопросы. Если ваши близкие, с которыми вы разошлись, вдруг начинают задавать вопросы о том, что ты думаешь, то можно, щадя их чувства, начать разговор. Если вас не спрашивают, не лезьте со своими суждениями. Это может привести только к разрыву и ни к чему больше.
— Вскоре после начала трагических событий на Украине литературный критик и куратор выставок Анна Наринская высказала следующую мысль: «Ничего, что делается в малюсеньком мире русскоязычного несогласия, нам не подходит. Нас загнали в банку, и мы с восторгом стали вести себя соответствующе». Вы согласны с этой оценкой нашего «несогласия»?
— Для того чтобы подтвердить мысль Анны, к которой я отношусь с большим уважением, я должен начать с несогласия. Я думаю, что между принципом «И ты права, женщина», как в анекдоте, таким циничным всё принятием, и бесконечными битвами из-за слов, оттенков слов, оттенков позиций есть огромная зона мерцания, в которой можно найти себя.
Я для себя принял решение не ввязываться ни в какие споры, потому что умножать несогласие сегодня либо бессмысленно, либо вредно. Тут я начну с согласия с Анной. Если мы в банке, хотя я думаю, что это какое-то другое устройство, например, мясорубка, то бросаться на всякого, кто с тобой не согласен, с пеной на губах бессмысленно и вредно.
Это касается бесконечных споров уехавших и не уехавших. Каждый хочет доказать, что он поступил правильно или, как минимум, что его позиция должна быть учтена. Я бы сказал так: легко не будет никому. Любое решение о своей дальнейшей судьбе — это решение тяжелое для тех, кто выпал из поля общественного согласия.
Мой выбор тоже не для всех. Никому его не навязываю. Я в данном случае дистанцируюсь от бесконечных драк. Не хочу я в них участвовать.
— На ваш взгляд, в чем сегодня может проявляться само «несогласие»? Как сегодня выражать свою позицию человеку, если он боится ареста за выход на одиночный пикет или штрафа за публикацию в социальной сети?
— Если ему дают работать и не требуют за это расплачиваться какой-то идеологической вовлеченностью, то человек должен продолжать трудиться. Он должен помогать ближнему. Это вопрос не как выражать несогласие, а как продолжать жить. Он мне кажется гораздо более значимым. Как пройти свой путь, не запятнавшись, но и не превысив меры, которую ты сам готов принять.
Мне кажется, что в этом смысле нам полезен прежний опыт, когда ты должен был понять, на что сам готов. Можно было сказать: «Я — герой». Хотя на самом деле ты не герой. И когда ты так назовешь себя, тебе поверят, за тобой пойдут, а ты в какой-то момент развернешься и скажешь: «Нет, ребята, не готов я, не мое это…»
Я, например, для себя понимаю, что отрекаться от друзей или подписывать какие-либо заявления, с которыми я не согласен, я не буду. Готов ли я на героические поступки, загадывать не хочу. Не знаю грань, где могу сломаться. Совершенно точно, что друзья могут быть во мне уверены и заявления, которые я не разделяю, мною подписаны не будут. Вот это можно пообещать. Обещать то, что ты не готов выполнить, — вредно с любой точки зрения. Не только политической, но и человеческой.
— Прежний опыт, про который вы упомянули, это история противостояния инакомыслящих и советской системы?
— Да, опыт советских лет. Он же тоже был разнородным и
многофигурным. Были диссиденты. Среди них герои, выдержавшие испытания, и герои, которые пообещали быть таковыми, но не смогли сдержать слово. Были те, кто сказал с самого начала, что я не готов быть героем, но могу им помогать.
Были те, кто сказали, что мы будем заниматься честной интеллектуальной деятельностью, но выходим из критической зоны, потому что к этому не готовы. Я делал фильм «Документальный отдел» о поколении Мераба Мамардашвили и людях, которые не вовлекались в непосредственную деятельность, но сохраняли интеллектуальную честность.
Мне кажется, что самое существенное, это то, что человек должен соответствовать своей собственной мере. Не обещать другим то, чего он не выполнит. Лучше перевыполнить обещанное, чем не сделать то, о чем договаривались.
Беседовал Петр Годлевский