Положение российской науки в условиях санкций крайне сложное. Наука всегда была международной, а в наши дни — особенно. Серьезность ситуации даже побудила вице-президента РАН Алексея Хохлова заявить, что российские ученые могут потерять доступ к 97,5% мировой научной информации. Цифра впечатляет. С корреспондентом «Росбалта» беседует ученый и общественный деятель, доктор биологических наук Михаил Гельфанд.
— Михаил Сергеевич, что значит 97,5% — и насколько все это серьезно?
— Я бы сказал так: данная угроза сбудется, если мировая научная общественность (редакторская — в том числе) примет особенно жесткие решения — и с российским IP-адресом просто нельзя будет зайти на сайт научного журнала. Вот тогда да, мы потеряем доступ к большей части научной информации. Но пока ничего такого не происходит, и ничто на это не указывает.
На самом деле в последние недели в мировой научной среде произошло несколько событий — в частности, издатели научных журналов сказали, что они прекращают взаимодействие с российскими организациями. Подписки на журналы на этот год сохраняются, а дальше — нет.
— Какая примерно часть издателей заняла такую позицию?
— Знаете, ситуация развивается мозаично — бессмысленно говорить, как это происходит «вообще». Разные издательства и университеты принимают разные решения — от полного разрыва любых связей до сохранения индивидуальных совместных проектов. Однако большинство журналов и сами издатели сказали, что статьи они по-прежнему будут рассматривать «по научным критериям, а не по географическим».
— Насколько серьезен ущерб от аннулирования подписок?
— Подписки, на самом деле, не так существенны. Если вам нужна какая-то статья, всегда есть способ ее добыть. В крайнем случае — зарубежных коллег попросите, индивидуальные связи еще никто не рвал. Более существенны вопросы с публикациями, где ситуация неясна. Есть примеры, когда российским ученым отказывают в публикации, а есть — когда все работает как раньше. Недавно меня пригласили в редколлегию одного из приличных журналов. Никакого «индивидуального террора» тут нет. Были примеры, когда сначала отказывали в публикации, но после письма главному редактору извинялись.
Ясно, что будут технические сложности с оплатой публикации открытого доступа. Во многих международных журналах очень хорошего уровня нет подписок, доступ открытый, а публикации оплачивают из грантов самих авторов. Теперь непонятно, как это с нами будет происходить.
А вообще-то, куда серьезнее подписок ситуация с приборами и расходными материалами! И тут проблемы уже начались: много чего нет, а что есть — стало дороже. К тому же, как только что стало известно, финансирование науки урезается на 10%.
Это с теоретическими работами, которые можно выполнять, общаясь через интернет, ничего ужасного не произойдет, во всяком случае — если интернет не отключат полностью. Но эксперименты в значительной мере прекратятся или станут намного более редкими, проще по замыслу и все равно сложными по исполнению. Совместные эксперименты стали вообще невозможны: в хороших проектах часто было так, что в разных лабораториях, в России и за рубежом, были поставлены разные экспериментальные техники, и задачи решались одновременно с разных сторон, и в обозримом будущем такого не будет. Поэтому экспериментальным наукам будет очень плохо.
— Международное научное сотрудничество сейчас сворачивается? Поездки за рубеж и все такое?
— Поездки для сотрудничества — видимо, да, сворачиваются, поскольку они подразумевают сотрудничество между организациями. Меня же принимают не просто как Мишу Гельфанда, а как представителя института. И хотя в этом смысле, опять же, в оптимистической картине мира это будет по-разному, но сейчас, конечно, мы никакие поездки планировать не можем. А поездку западного ученого для работы в России сейчас представить у меня не хватает фантазии.
Есть и еще один аспект, весьма важный. Российские журналы перестанут индексироваться в международных базах данных. И новые публикации российских авторов, независимо от того, в каком журнале они опубликованы, видимо, не смогут туда войти. Что будет плохо для разного рода библиометрических систем, применяемых для анализа научной продуктивности — а для России они необходимы. К библиометрическим критериям есть масса претензий, но поскольку в РФ внутренняя научная экспертиза слаба — они необходимы, по крайней мере, как объективный компонент.
И вся система научной экспертизы, по-видимому, довольно сильно провиснет, что создаст массу возможностей для разного рода халтуры.
— Ну, это, может быть, не так еще опасно?
— Торжество халтуры достаточно опасно.
Беседовал Леонид Смирнов