Смерть Владимира Жириновского, официально подтвержденная сегодня, воспринимается как-то особенно символически в контексте всех текущих событий.
Во-первых, к этому случаю как никогда подходит банальное выражение «ушла эпоха». Потому что именно сейчас оно становится как никогда точным. Действительно, это означает перестройку той политической системы, которую мы привыкли наблюдать годами. И дело даже не в привычном распределении идеологических ролей, а в том, что кончина казавшегося вечным Жириновского зримо свидетельствует о том, чего нельзя отменить, как ты вертикаль ни выстраивай — о физической смене поколений политиков, которая неминуемо приведет к тектоническим сдвигам политического ландшафта.
Останется ли ЛДПР субъектной или ее актив разбредется по другим партиям, все равно ничего не будет как раньше. Меняется и сам формат политического лидерства. Жириновский был одним из зубров публичной политики старого образца — яркий, харизматичный, способный на одном себе выстроить целую партию. Прямая противоположность современным функционерам-технократам. Можете ли вы назвать среди нового поколения политиков хоть кого-то, способного немного приблизиться к этому стандарту? Да и является ли это по-прежнему стандартом? Вряд ли.
Во-вторых, смерть Жириновского стала своего кульминацией его жизни, являвшей собой один бесконечный перфоманс. Можно сказать, что напоследок он устроил для нас самое яркое свое представление, желая того или нет. И случился парадокс — даже сейчас, когда все точно случилось и было окончательно и быстро подтверждено, есть какое-то сюрреалистичное ощущение неправдоподобности происходящего. Такое же, какое вызывают вообще события в мире последнего месяца (если не последних двух лет) — словно мы наблюдаем за каким-то жутким и завораживающе притягательным спектаклем.
Вот уж воистину: мы все — сон Жириновского. Его теперь нет, а сон не кончается.
Telegram-канал «Юрий Долгорукий»