Все же соберу осколки своего уходящего в песок образования и выскажусь по поводу, по которому сегодня высказывается каждый кому не лень. Считать себя лингвистом на том основании, что ты худо-бедно можешь выразить свои мысли и знаешь несколько букв того или иного алфавита, преждевременно. Это примерно то же, что считать себя физиком на том основании, что ты худо-бедно соблюдаешь законы физики.
Полагать, что язык является собственностью того или иного государства и мы им пользуемся по лицензии от того или иного государства, — удел двоечников, прежде всего по истории и географии, но также по этнографии и лингвистике, даже если ты этих двух последних предметов не изучал, потому что невежество не является аргументом. Сегодня в мире существует 195 государств и примерно 7100 языков. Полагать, что все эти языки принадлежат тому или иному государству, смешно.
Мы не знаем, когда именно мы обрели дар речи, но вряд ли позднее, чем сотню тысяч лет назад. Самые примитивные государственные образования возникли всего лишь 6-7 тысяч лет назад, и почти вплоть до XIX в. правителям этих государств не приходило в голову объявить язык государственной собственностью. А когда пришло, в реальной жизни мало что изменилось. И если все эти государства канут в небытие — а история подсказывает, что канут, — люди по-прежнему будут говорить на своих языках в том виде, в каком они до них дошли. А если государства объявят своей собственностью воздух, мы все равно по-прежнему будем дышать.
И еще. Язык как единый стандарт фонетики, лексики, правописания и грамматики, эта любимая дубина граммар-наци — социальная фикция, сочиненная правящими элитами в эпоху национализма для удобства управления всеми остальными. В реальности каждый язык, в той или иной степени, представляет собой куст диалектов, и каждый из нас говорит на своем диалекте. Между этими кустами редко бывают четкие границы, обычно по причине каких-то демографических катастроф или особого рельефа местности. Как правило там, куда не доходят руки лингвистической полиции, эти кусты постепенно перетекают друг в друга — русский в украинский, украинский в польский или словацкий.
Лучшим свидетельством неподконтрольности языка государству может послужить, например, большой сдвиг гласных в английском или его исторически необыкновенно быстрое превращение из синтетического в аналитический — процессы, к которым английская монархия не имела и не могла иметь никакого отношения.
Не хочу затягивать и прибегать к техническим аргументам, непонятным широким массам народных лингвистов. Итог в двух словах: язык никуда не девается, пока не исчезает популяция его носителей. Но он, конечно, всегда развивается и может развиться до неузнаваемости. И если язык Киевской Руси мы еще худо-бедно расшифровываем, то, например, староанглийский — абсолютная филькина грамота для современных носителей.
Алексей Цветков, поэт, журналист