Понятно, что прогноз о 2022 годе для российской экономики сейчас сделать можно только очень приблизительно. Все «расчетные» модели не работают в ситуациях, когда происходят столь значительные структурные изменения. На мой взгляд, хороший прогноз — это то, что спад ВВП в 2022 году составит не меньше 10%. То есть, как минимум, кризис будет не менее острым, чем в 2008-09 году.
Минус 10% — это осторожная оценка. Приправительственный ЦМАКП дал чуть более оптимистичную — минус 6-7%, Максим Миронов ожидает более сильного спада, Бранко Миланович — минус 8-12%, IIF — вообще минус 30%. (Мне кажется, что прогноз IIF ошибочен, потому что коллеги переоценивают роль финансовых ограничений — сейчас, в условиях фактически директивного управления государственным финансами, они не будут играть такой роли, как прежде.)
Важно понимать, что даже спад в 20% — это далеко от катастрофы в бытовом смысле: скажем, в Латвии в 2008-09 было что-то подобное, но ничего, до раздачи бесплатной горячей пищи на улицах городов не дошло. При всей важности «Макдоналдса», в котором в России работали 60 тысяч человек, и автомобильных брендов — это «всего лишь» сотни тысяч занятых на рынке, на котором заняты десятки миллионов. Долгосрочные эффекты очень хорошо описывает Максим Миронов — но это не первые месяцы, это эффекты нескольких лет.
К сожалению, одним из сопровождающих спад неизменных элементов становится институциональная деградация. С приходом команды Набиуллиной в Центробанк в 2013 году произошло крупное изменение в информационной политике ЦБ. Впервые в нашей истории отчеты ЦБ об экономической ситуации и его прогнозы стали основным, а не вторичным источником информации об экономике России. А недавнее заявление ЦБ — это пример такой же пропагандистской лабуды, которую транслируют российские госорганы по другим вопросам. Половина — все тот же спасительный делирий, при котором «сейчас все наладится», половина — такая тонкая инсайдерская игра словами, что еще противнее. Стоило ли столько лет строить современный центробанк, чтобы с такой легкостью спустить собственную работу в унитаз.
Не только сложно строить прогнозы, но даже просто следить за информацией — в новых условиях уже трудно опираться на те источники, к которым привыкли (типа того же ЦБ). Даже независимые издания продолжают публиковать «официальный» валютный курс, хотя никакого экономического смысла в нем уже нет. Единственный осмысленный «обменный курс» — это курс наличного обмена/курс черного рынка. То, что кто-то имеет доступ к другим курсам («биржевому» и т. п.), — это полный эквивалент бюджетных субсидий. К сожалению, «курс черного рынка» не так-то просто регулярно измерять и сообщать.
Константин Сонин, экономист