С каждый новым политическим кризисом в нашей стране происходят три изменения.
Во-первых, все новые слои российских элит разочаровываются в системе. То робко, а то и довольно смело они заявляют о ненормальности положения дел. В нынешний кризис произошло то, что недавно еще трудно было себе представить. Против войны высказались кумиры молодежи, у которых миллионы поклонников — Юрий Дудь, Данила Козловский, Настя Ивлеева, Светлана Лобода.
Во-вторых, с каждым кризисом авторитарный режим все больше приобретает черты тоталитарного, в котором любая другая точка зрения, кроме официальной, наказывается. Пока еще тоталитаризма нет — иначе бы мне не дали написать даже эти слова. Но, честно говоря, сейчас я каждый день размышляю о том, не последняя ли это моя публикация в тридцатилетней публицистической карьере. Размышляю… и мысленно прощаюсь с читателями.
В-третьих, манипулятивная автократия все больше перерастает в силовую. Здесь, как мне видится, точка невозврата уже пройдена. У нас, конечно, не отменят выборы, и через два года Путин уверенно переизберется на новый срок, но добиваться искренней поддержки электората уже не надо. Зато если надо — изобьют, отстранят, возбудят уголовные дела, накидают, объявят врагом народа. В общем, сделают так, что на выборах Путина не останется даже кажущейся альтернативы.
Все эти три процесса взаимосвязаны. Чем больше властителей дум осознают, что в XXI веке Россия провалилась во мрак, тем меньше лишающийся их поддержки Кремль готов соревноваться с оппонентами на информационном и электоральном поле. Чем меньше у Кремля друзей или хотя бы союзников, тем меньше он рассчитывает на спор за голоса и тем больше — на безальтернативный диктат.
Меня часто спрашивают, происходит ли раскол элит на самом верху. Я, конечно, не могу знать из тайных источников о внутрикремлевских разборках, но косвенным образом сам Кремль, зажимая гайки, показывает, сколь одиноким становится сегодня правитель. Если у Александра III в союзниках были лишь армия и флот, то у Путина в борьбе с его истинными врагами — лишь ФСБ и Росгвардия.
Дмитрий Травин, экономист