Любой военный конфликт — это политическое решение. Но принимается оно исходя из суммы факторов, среди которых экономика является одним из ключевых. Так или иначе, любая война всегда была средством выражения экономических интересов, а в 21 веке она окончательно превратилась в борьбу за рынки. Спецоперация в Украине носит ярко выраженный политический контекст, о котором много говорил президент Путин. Но, похоже, что власти никак не просчитывали риски. Поэтому мы и получили «забытые» за границей резервы Центробанка, неподготовленные тылы, планирование стратегии выживания постфактум.
Спецоперация во многом следует трактатам Сунь Цзы «Искусство войны», военные хитрости, которые помогают обмануть противника, но даже знаменитый китайский полководец всегда исходил из стратагемы — нападай, если всего в достатке. Россия подошла к конфликту с дефицитом, серьезно измотанная пандемией и влиянием санкций, наложенных еще в 2014 году. И все же все эти годы оставалась ориентированной на Запад, на ВТО и ЕС, вкладываясь в освоение рынков как зарубежных, так и внутренних. Зависимость отечественной промышленности от западных технологий очень высокая, включая бытовые факторы, вроде компьютерного обеспечения на Windows. За годы работы того же Сколково не было разработано ни национального софта, ни российских аналогов сложных технологических решений. Фактически, оказавшись в изоляции, нам придется искать решения с чистого листа.
Китай, как поставщик технологий и рынков сбыта не кажется надежным попутчиком. Во-первых, переориентация на китайские системы и технологии может оказаться сложнее, в силу языковой разницы (иероглифы), а также отсутствия альтернативы. Да и сами китайские технологии серьезно отстают от западных, фактически являясь их некачественным дубликатом. Став монополистом, КНР вряд ли предложит выгодные условия, понимая, что деваться особо некуда. Во-вторых, Китай вряд ли горит желанием делиться рынками, а это значит, что тут возможны альтернативы лишь на тех направлениях, которые выгодны им самим. Например, дешевые энергоресурсы, продукты питания (рыба, злаковые), электроэнергия и т. д.
Развитие национальных рынков в условиях мобилизации возможно, но займет довольно длительный период. Кроме того, государство должно провести новую экономическую политику, дав возможность бизнесу беспрепятственно развиваться в тяжелых условиях отключения от внешних технологических и логистических цепочек. Учитывая, что внутренний рынок России не так велик, а население не имеет собственных финансовых ресурсов, задача кажется сверхсложной. Однако альтернатива в виде плановой экономики кажется еще хуже. Возвращение к командно-распределительной системе окончательно добьет рынок, но вряд ли создаст альтернативу ему. Попытка вернуться к советской системе военной промышленности в условиях санкций кажется еще более сложной задачей. Все-таки СССР получил необходимые технологии от стран Запада, будучи его союзником во Второй мировой, а до этого, пользуясь экономической слабостью Германии и США. Ford, Austin, Albert Kahn, Siemens, General Electric и многие другие положили основу советской индустриализации. Сегодня найти схожих по весу технологических гигантов на других рынках будет сложно, речь идет про Иран (фарминдустрия), Индию, Китай и страны Южной Америки.
Вероятно, многие рассчитывают на то, что драйвером роста может стать ВПК, возвращая еще один советский лозунг — «зато мы делаем ракеты». Дешевый рубль, ориентация на рынки развивающихся стран, технологическая оснащенность, вроде бы говорит в пользу этой сферы. Но военно-сырьевая экономика делает жизнь внутри страны довольно нестабильной. Поэтому выбирая очередную историческую развилку, было бы неплохо компенсировать внешнее давление раскручиванием гаек внутри страны, а не очередным нажимом на население. При этом сохраняя надежду, что Россия все еще может вернуться в мировую экономику, укрепив свои позиции и авторитет, а не превратившись в гигантскую Северную Корею.