Омбудсмен для Серафимы

Последние дни отмечены всплеском интереса к поэзии. Идет дискуссия о происхождении рифмованной строчки «Нравится, не нравится, терпи, моя красавица», которую президент Путин адресовал то ли Украине, то ли президенту Зеленскому. Знатоки вспомнили книгу «Новая нецензурная русская частушка» специалиста по советской субкультуре Владимира Козловского с иллюстрациями Вагрича Бахчиняна, которая была запрещена в СССР, но популярна среди сотрудников КГБ. Пласт дионисийской культуры и черного юмора, о котором в одобрительном ключе рассуждал Ницше («Рождение трагедии из духа музыки»).

Еще больший интерес вызвали драматичные метаморфозы в судьбе учительницы Серафимы Сапрыкиной из Санкт-Петербурга, которая, по ее словам, из-за чтения ученикам стихов Даниила Хармса и Александра Введенского была вынуждена уволиться из гимназии. По рассказу учительницы, 80-летняя директриса, которая возглавляет учебное заведение 30 лет, страшно бранилась и называла репрессированных и погибших в тюрьме поэтов «врагами народа» и «пособниками фашистов». Это, конечно, перебор. Тем более, что поэты реабилитированы, их издают огромными тиражами, Хармс включен в школьную программу. Прогрессивная общественность возмутилась, и министр просвещения Сергей Кравцов призвал немедля восстановить бедную учительницу в правах.

Для полноты картины надо заметить, что директриса отвергает эту версию. Как говорил несчастный Хармс, «врешь, врешь, врешь». Дело не в Хармсе, а в том, что своенравная учительница нарушила план и провела урок не по утвержденной теме. А потом разволновалась и уволилась. Самого же Хармса, директриса считает «глыбой детского стихосложения».

Мне кажется, в бурной дискуссии выпадает важный момент. А именно — шторм бесконечных реформ в школьном образовании привел к тому, что у бедных учителей кружится голова, они не знают, где тьма и где свет, кто положительный герой, а кто изверг. Совсем запутал картину экс-министр культуры Владимир Мединский со своей теорией полезных мифов. В итоге мы уже не знаем, Павлик Морозов — отцеубивец или патриот? А сколько таких Павликов в нашей истории…

Угомониться не можем. И вот уже авторский коллектив под водительством академика Александра Чубарьяна разрабатывает новую концепцию преподавания истории в школе, где будет дан от ворот поворот евроцентризму. Пойдем на Восток, по следам Миклухо-Маклая и Рериха. Англосаксов же прихлопнем. Как говорил Хрущев, сунем ежа в штаны дяде Сэму.

К слову, стоит напомнить, что единственная группа населения, которую пощадили хрущевские разоблачения культа личности, — это дети. Детей берегли, детям ничего не сказали. И это мудро. Чтобы детство было счастливым, надо довериться родине. Мама у ребенка — самая красивая, отец — самый сильный и умный, родная страна — самая справедливая. У нее могут быть недостатки, но нет пороков. Вместе со старшим братом, мамой и отцом, все это — одна большая семья. Психика ребенка — самый тонкий инструмент.

Но если родина меняет идеалы, как перчатки, если не щадит детей и перелицовывает историю с той же легкостью, как меняют линолеум во время ремонта, добра не жди. Страдают дети, страдают учителя. Директриса в питерской гимназии, если верить тому, что говорит про нее уволенная учительница, — тоже жертва бесконечных реформ, ибо, сама того не ведая, повторила в отношении Хармса навет из доноса, который привел поэта в застенок НКВД.

По Конституции наше государство свободно от государственной идеологии. Школа — государственное учреждение, но сегодня она все более напоминает фабрику-кухню, где ученикам и педагогам насильно засовывают в глотку недожаренный на идеологическом примусе полуфабрикат. Получается несварение желудка. Власть это чувствует, иначе откуда растут ноги у несуразной инициативы по созданию реестра истинных ценностей и чуждых идей. Не надо быть Нострадамусом, чтобы предвидеть, что затея обернется посмешищем и профанацией.

На фоне скандала в гимназии в Санкт-Петербурге в Государственной думе родилась идея учреждения омбудсмена по защите прав учителей. Сколько у нас уже омбудсменов, а права трещат по швам. Может быть, закон надо соблюдать, тогда «смотрящий по профессии» не понадобится? Нет, закон как дышло, не выправишь, проще бюрократическим путем идти.

Чтобы понять, чего мы хотим от омбудсмена, надо понять, чего мы хотим от учителя. Может ли, к примеру, учитель иметь право на личную жизнь и обзавестись, как полноценный человек, аккаунтом в соцсетях? Может ли учитель нырять в русскую прорубь и с вящей гордостью выкладывать фото? Может ли запечатлеть себя с любимым человеком? Родительский актив встает на дыбы и строгостью нравов напоминает пансион для благородных девиц. Кстати, до революции в гимназиях могли преподавать только незамужние учительницы. Появилась семья — в отставку.

Школьные реформы переименовали образование в услугу. Аристотель Александру Македонскому услуг не оказывал, Макаренко и Сухомлинский работали из других соображений. А теперь школа — это сервис, вроде кулинарии или парикмахерской. Так проще чиновникам, но лучше ли детям? Если сервис, то покупатель всегда прав. В итоге нервные и взбалмошные родители мешают учителям, маленькие садисты измываются над педагогами. Кровопролитие в школе, вплоть до жутких расстрелов, стало обычаем, как ограбление магазина или банка.

В советскую эпоху пионер знал свое место под солнцем — он находился на первой ступени социальной лестницы. Далее — комсомолец и коммунист. Переход был столь же естественен и неизбежен, как путь от троглодита к Ломоносову и Пушкину. Как видит свое будущее современный школьник, который сознает, что социальные лифты закрыты на капитальный ремонт? Что чувствует учитель, если 75 процентов представителей благородной профессии, как на этой неделе выяснил Совет Федерации, имеют оклад ниже МРОТ?

Грань между взрослыми и детьми непреодолима. Разница состоит в том, что взрослые живут, как получится, а жизнь детей строят, как хотят. Бывали в истории эпохи, когда наши желания совпадали с возможностями. Но сейчас у взрослых мало что получается. И, похоже, взрослые отдуваются на детях. И на учителях в придачу. Получается дико и нелепо…

Как писал Хармс, корова — это большое животное с четырьмя ногами по углам.

Сергей Лесков